Вячеслав Желнов UA4FE

Записки коротковолновика-любителя

Время неудержимо мчится вперед, оставляя за спиной события почти полувековой давности - период моего бурного увлечения коротковолновым (КВ) радиолюбительством. Всякий раз, возвращаясь к ним, испытываешь какие-то светлые, слегка щемящие душу чувства, - как по близкому, давно ушедшему из жизни человеку. Вспоминается и почти зримо ощущается собственный уголок в нашей маленькой квартире: рабочий стол с приемником и задающим блоком передатчика на нем; телеграфный ключ с микрофоном, аппаратный журнал, настольная лампа…Любимое детище слева - поблёскивающий стеклами контрольных приборов передатчик в вертикальной стойке-консоли, на изготовление и наладку которого потрачено много дней и ночей.
Вспоминаются бессонные ночи в погоне за дальними связями с разбросанными по всей планете радиостанциями; радостные чувства при получении от их операторов затейливо оформленных карточек-квитанций, подтверждающих радиосвязь. Азарт и радость побед в различных коротковолновых состязаниях.
Но особо вспоминаются люди, окружавшие меня в те далекие годы, мои учителя, соратники по увлечению и ученики. И среди них, конечно же,-- "наипервейший" среди них не только по КВ спорту и технике, но и по воздействию на мой духовный облик и формированию взглядов на окружающую действительность, - Анатолий Кузьмич Щенников (далее - АК). Человек, по сути дела, определивший мою профессию и судьбу.
Он был непростым, замкнутым в себе человеком, не очень любившим допускать в свой внутренний мир посторонних. Но люди, допущенные в этот мир, могли и сами убедиться в том, как замечательно совмещаются в одном человеке глубокие знания и опыт широко эрудированного и опытного радиоинженера-профессионала с высоким уровнем внутренней культуры и многих ее сфер - художественной литературы, истории, музыки. И теперь, достигши преклонного возраста, я могу гордиться тем, что имел счастливую возможность тесно соприкасаться со всеми ипостасями его внутреннего мира и многое заимствовать из них.
Светлой и благодарной памяти своего учителя и наставника я посвящаю приводимые ниже записки.

Зарождение мечты

Начать придется издалека.
В 1937 году еще семилетним мальчиком я познакомился с жившим по соседству Киром Барсуковым, сыном известного пензенского врача-гинеколога и внуком купца С.П.Барсукова, владевшего до 1917 г. большим магазином тканей и мехов на центральной улице Пензы - Московской. Знакомство вскоре переросло в дружбу, продолжавшуюся до конца жизни Кира. Вместе с ним мы начали заниматься радиолюбительством, сделав в нем первые ощутимые шаги. Кир со временем стал известным ученым, доктором физ/мат наук, и в последние годы жизни заведовал кафедрой физики Санкт- Петербургского Электротехнического университета. Умер он в марте 2001 г, дожив до 72-х лет.
Занятие радиолюбительством требовало наличия радиодеталей, которые мы в годы войны ходили покупать на барахолку, называвшуюся в то время в народе толкуном. Деньгами на приобретение деталей Кира щедро снабжал его отец, Александр Сергеевич.
Отличительной чертой Кира было желание досконально и принципиально разобраться в том, что мы намеревались делать, и поэтому наряду с деталями он охотно покупал и читал радиолюбительские журналы, носившие в довоенные годы название "Радиофронт". Постепенно у него набралось несколько годичных комплектов - с начала 30-х до 1941гг. И когда мой друг в 1946 г уезжал поступать в институт, то вместе со щедро оставленными мне личными вещами передал и все выпуски "Радиофронта".
Нередко роясь в этих журналах, я читал и разделы их, описывающие коротковолновый КВ спорт и аппаратуру. И постепенно описания дальних КВ связей с другими странами и континентами с помощью любительских передатчиков с крохотной мощностью с невероятной силой увлекли меня своей романтикой и зародили мечту стать коротковолновиком.
После отъезда Кира у меня в послевоенные годы появился еще один приятель - Вася М-в. Он так же, как и я, занимался радиолюбительством. Вместе с ним мы собирали различные приемники и усилители От него-то я и узнал впервые, что в Пензе тоже есть коротковолновики. А вскоре Вася показал мне небольшую брошюру - "Справочные материалы коротковолновика", в которой содержался так называемый радиолюбительский Q-код, международный КВ жаргон для обмена с иностранными коротковолновиками и список коротковолновиков Советского Союза. Дело происходило в первые послевоенные годы, и количество КВ радиостанций в стране исчислялось очень малой величиной - порядка сотни. В эфире в основном работали бывшие коротковолновики, пришедшие с фронта, а молодежь еще только подрастала. Из этого справочника я узнал, что в Пензе существуют три коротковолновика, фамилии которых были напечатаны с искажениями: Картащев К.В.(правильно - Карташёв), Щепилов А.К.(правильно - Щенников) и Полиевский А.А. с позывными UA4FB, UA4FC И UA4FD.
После этого главной моей мечтой стало - хоть раз увидеть кого-нибудь из них "вживую", поскольку внутри я считал их какими-то небожителями.
И такая возможность вскоре представилась.

Первая встреча с "Богами"

Как ни странно, но начало истории было связано с инцидентом скандального характера. Я учился в 9 классе 10-ой мужской средней школы им. Ленина. Пензенский областной радиоклуб довоенного еще оборонно-спортивного общества "ОСОАВИАХИМ" находился буквально в двух шагах от нас на ул. Красной, занимая часть помещения ТФК - техникума физической культуры.
Однажды меня вызвали в учительскую. Придя туда, я предстал перед пожилым сухощавым мужчиной, черноволосым с залысинами и с довольно мрачным выражением лица. Это был начальник радиоклуба, Александр Матвеевич Косачев.
Начало беседы привело меня в изумление. Мне обвинили в том, будто
я распространяю среди школьников слухи, что занятия в радиоклубе не приносят никакой пользы, и ходить туда не стоит. От такого обвинения я буквально остолбенел. Возмущенно возразил, что это - чистая клевета и что я и сам давно мечтал прийти туда.
Беседа закончилась мирно. Видно, сумел убедить Косачева, и тот пригласил меня прийти и вступить в члены клуба.
Через некоторое время выяснилась причина вздорного слуха, чуть было не испортившего все дело. В классе на год старше нашего учился некто Герман Б-в - парень, пользовавшийся дурной славой, своего рода бретёр и скандалист, по характеру своему напоминавший Гоголевского Ноздрева. Он-то и породил этот вздорный слух. Но раньше, чем я узнал об этом, однажды январским вечером 1947 г. мы после занятий пришли с ним в радиоклуб. Поднялись на второй этаж, прошли через класс обучения азбуке Морзе и оказались в большой комнате-мастерской. Вдоль длинной стены были вытянуты столы-верстаки, за которыми спиной к нам расположилась цепочкой группа радиолюбителей. По вертикально курившимися над ними струйками дыма от канифоли можно было понять, что они ведут монтажные работы.
Вдоль монтажников неторопливо расхаживал и время от времени подходил к ребятам и отвечал на их вопросы молодой мужчина, лучше сказать - парень, с очень располагающей к себе внешностью - старший инженер-инструктор радиоклуба Марат Александрович Лагеди, которому я и был представлен Германом. Видел наш приход и Косачев, сказавший, что вскоре начнется заседание Совета радиоклуба, и я смогу подать заявление о вступлении в члены клуба, что я и сделал.
Монтажники вскоре разошлись, и понемногу стали собираться члены совета клуба. Неожиданно говор присутствующих утих, и я с замиранием сердца понял, что пришли "боги" - А.К.Щенников и К.В.Карташев. Внешность Щенникова произвела на меня впечатление строгого и замкнутого в себе человека. На фоне его Константин Васильевич Карташев выглядел куда более солидно, даже вальяжно,- с лицом, показывающем миру, что знает себе цену.
Заседание Совет клуба началось. Первым вопросом, как обычно, был прием в члены клуба. По существовавшему тогда порядку членство в клубе происходило в две ступени, как в партии: сначала - в кандидаты на один год, а затем - в члены.
Не помню, кто был тогда председателем Совета; может быть, и АК. Меня спросили, какие наработки в радиолюбительстве я имею. Я ответил, что сделал приемник прямого усиления 0-V-2 с коротковолновым конвертером к нему и супергетеродин РЛ-1, очень в ту пору популярный. Следующий вопрос был - в какой секции клуба я хотел бы заниматься, на что я без колебаний заявил: "В секции коротких волн". Тут же я заметил, как молниеносно метнул на меня свой взгляд АК. И вскоре внес предложение принять меня сразу в члены, минуя кандидатский стаж, которое было единогласно принято.
Так я стал членом Пензенского областного радиоклуба. Надо сказать, что во времена существования ОСОАВИАХИМа единственной задачей радиоклубов было привлечение максимального количества молодежи к освоению радиотехники через радиолюбительство с целью воспитания радиоспециалистов-профессионалов для гражданских и военных нужд. Обучение радиолюбителей азбуке Морзе и навыкам работы на радиостанциях никакой "обязаловки" в себе не несло. Поэтому основной задачей руководителей радиоклубов было максимальное вовлечение молодежи в радиоклубы. Членство в них давало ряд определенных преимуществ. Можно было без затруднений подписаться на популярный радиолюбительский журнал (лимитированный в то время), сменивший после войны старое название "Радиофронт" на "Радио". В распоряжении начальника клуба существовал определенный фонд радиодеталей ( в то время дефицитных), которые можно было приобрести за сравнительно недорогую цену. В конструкторской секции работали достаточно опытные инструкторы, у которых можно было получить необходимую консультацию. К примеру, в Пензе таковым являлся упомянутый выше М.А.Лагеди, бывший фронтовик, отлично знавший основы радиотехники и имевший практические навыки еще с довоенной поры, человек очень способный и, что главное, страстный энтузиаст, не щадивший себя в клубной работе. С ним в паре работал в ту пору Дмитрий Осипович Власов, бывший флотский офицер. К ним тянулась не только молодежь школьного возраста, но и люди зрелого возраста, занимавшиеся постройкой собственной радиоаппаратуры. Оба инструктора пользовались среди них большим авторитетом.
Был в клубе еще один инструктор - Юрий (Губерт) Николаевич Уханов, бывший армейский радист, в обязанности которого была подготовка радистов-коротковолновиков, для чего существовал специально оборудованный класс В клубе ждали разрешения на постройку и работу в эфире коротковолновой радиостанции (что в те времена было очень непросто), и в качестве будущего ее начальника был оформлен Уханов.

В преддверии входа в мир КВ

Сделанное мною заявление о желании стать коротковолновиком нужно было оправдывать на деле.
Прежде всего, я построил себе по описанию, найденному в одном из журналов "Радио" коротковолновый приемник, рассчитанный на работу в участках КВ диапазона, специально выделенных коротковолновикам. Дальше нужно было учить азбуку Морзе и радиолюбительский КВ жаргон.
При освоении азбуки Морзе я пользовался указаниями, обычно даваемыми обучающемся радистами-профессионалами. Нужно было не судорожно считать количество точек и тире в каждой из букв алфавита, а запоминать "мелодию" и ритм каждой буквы или цифры. Здесь мне очень помогли хороший музыкальный слух и чувство ритма. Сделав себе простейший звуковой генератор и приобретя телеграфный ключ, я постоянно упражнялся в наборе разных букв и цифр, прослушивая себя на наушники. А когда ходил по улицам - прочитывал различные вывески и внутренне "проигрывал" их на "морзянке". И вскоре обрел возможность прочитывать и записывать сигналы азбуки Морзе на сравнительно невысокой скорости. Ни в какой группе "морзистов" я никогда не занимался. Что же касается заучивания слов и фраз КВ жаргона, то для меня это оказалось элементарно просто. Все они являлись сокращениями знакомых мне слов и фраз английского языка, которым я охотно занимался и делал успехи на уроках "ин-яза" в школе. Например, "жаргонная" посылка "gm" означала "good morning" (доброе утро)
В клубе Уханов предложил мне однажды оформиться на получение позывного коротковолновика-наблюдателя.Этот позывной давал право посылать отечественным и зарубежным коротковолновикам специальные так наз. QSL-карточки со сведениями о приеме их передач в эфире с данными о качестве принятых сигналов, на которые получатели должны были отвечать своими карточками.
Я оформил документы и вскоре получил позывной - URSA-4-824 ( аббревиатура URS означала Union Receiving Station, т.е. Советская приёмная станция). Завел собственные QSL-карточки ( в быту их называли куэсэльками), вырезал из липового брусочка штамп со своим позывным и приступил к работе в эфире. Посылал и получал наши и зарубежные QSL-ки, поступавшие в клуб из Центрального радиоклуба (знаменитый п/я 88). Чистые (незаполненные) бланки QSL-карточек без позывного высылались в ту пору Центральным радиоклубом бесплатно.
Тем временем пришла радостная весть - клуб получил разрешение на работу в эфире под позывным UA4KEA. Я узнал об этом, идя однажды в школу, увидев на крыше ТФК антенну, именуемую среди коротковолновиков "Американкой".
Эта новость заставила меня молниеносно примчаться в клуб.
На первых порах в клубе использовали американскую радиостанцию V-100, а в качестве источника питания - так называемый умформер - преобразователь постоянного тока в несколько напряжений разной величины В качестве источника постоянного тока использовали батарею аккумуляторов НКН-45.
И для меня началась пора увлекательнейших двусторонних радиосвязей с нашими и иностранными радиостанциями. Работать приходилось, как под дамокловым мечом: аккумуляторы довольно быстро садились и требовали остановки для подзарядки. На этой почве у нас неоднократно возникали стычки с Ухановым. Тому тоже хотелось посидеть за ключом, и он постоянно торопил меня и в конце концов сбил мне руку, из-за чего я чуть было навсегда не потерял способность быстро работать на ключе. Хорошо, что нашелся другой тип ключа, так называемая "дрыга"*), буквально спасшая меня, на которой я научился быстро и ритмично работать.
"Запойное" увлечение работой на "коллективке" с большой тревогой было воспринято моей матерью: предстояло окончание школы с получением Аттестата зрелости с видами на Золотую медаль. Но я успокаивал мать, говоря, что все будет благополучно.
В это же самое время в клубе началась кампания по разработке и постройке собственного "солидного" передатчика. Главным ее идеологом был АК, а исполнительские работы шли под руководством Марата Лагеди. Надо было видеть, с какой невероятной самоотдачей он вёл эти работы. В день нашего прихода в клуб с Геркой Б-вым тот, знаяобовсем, успел сказать мне, что Марат, внешность которого мне так понравилась, болен туберкулезом лёгких. По тем временам это было равносильно смертному приговору, но я не очень поверил Герке, и, как показали последующие события, ошибся.
Вспоминаю одну сцену, свидетелем которой я был. Поздний вечер, пора уходить домой, все устали и проголодались. Но азарт завершения какой-то части работ не утихает. И вдруг Марат, обнаружив в кармане то ли бутерброд, то ли какие-то сухари, радостно восклицает: "Ребята, есть жратва, и можно остаться!" И торчит в клубе чуть не до трех часов ночи. Так повторялось уже не единожды, и можно представить, как это отразилось на здоровье Марата.

Первый визит к "Богу"

Как-то раз среди лета Косачев предложил мне съездить к АК, чтобы отвезти ему аккумуляторы. Приближалось какое-то соревнование коротковолновиков в эфире, именуемое тестом (также контестом), но в то время сеть в городе часто отключали, и надо было подстраховать АК, чтобы он успел перейти на умформер. Доставить аккумуляторы нужно было на простой ломовой телеге.
С большой радостью я согласился
АК жил в маленьком каменном доме в нижней части Пензы. Вся его аппаратура и мастерская размещались в крохотной комнатке. Впервые с трепетом я увидел всю радиостанцию АК -передатчик и приемник, изготовленные его собственными руками, обратив внимание на великую аккуратность их исполнения.
АК оказался очень простым и располагающем к себе человеком. Он охотно показал мне свое хозяйство и при мне провел первые двусторонние связи на КВ. От этого визита желание стать коротковолновиком и учиться у АК еще более усилилось.
После этого визита я часто стал появляться у АК и с великим удовольствием помогал ему выполнять различные работы, которых у любого радиолюбителя всегда хватает, и всякий раз визиты к нему воспринимал как праздник.

Несколько штрихов к портрету АК

АК родился в конце января 1913 года. Его отец служил в дореволюционное время почтовым работником в одном из пригородных сёл и был человеком широко образованным. По окончании школы АК не имел права поступать в какой-либо ВУЗ, т.к.считался сыном служащего при царском режиме , что по тогдашним советским законам запрещалось. Поступать можно было, лишь имея рабочую профессию, и АК вынужден был поступить и закончить школу ФЗУ, где приобрел навыки слесарной и станочной работы (которые ему впоследствии очень пригодились). Затем он учился в Ленинградском институте связи, закончить который ему помешала Отечественная война. В годы войны он работал на Пензенском часовом заводе, изготовлявшем приборы управления артиллерийским зенитным огнем. В описываемые мной годы он возглавлял на том же заводе лабораторию, обслуживавшую прецизионную аппаратуру американской фирмы "Western Electric" для эуспресс- настройки хода часов "Заря", выпускавшихся заводом.
.По своей натуре АК был очень спокойным, уравновешенным человеком, очень скромным и старавшимся жить незаметно для окружающих. В противовес этим качествам современник его молодости Карташев выделялся фанфаронским, хвастливым характером. Он неглубоко разбирался в радиотехнике, и плохо налаженный его передатчик часто создавал в эфире большие помехи. На беду оба жили на близком расстоянии друг от друга, и АК часто страдал от его помех, особенно при работе в тестах. Знавшие Карташева люди никогда его всерьез не принимали, относясь к нему с некоторой иронией, как к своему рода шуту.
Когда меня принимали в члены клуба, Кузьмичу, как его дружески называли близкие, только что исполнилось 34 года, но мне он тогда показался очень взрослым. Но к нему шли за помощью и советом люди, много старшие его.

Оформление на "U"

Летом 1948 г. я сдал экзамены на аттестат зрелости и был выпущен из школы с Золотой медалью, что давало мне право поступать в любой ВУЗ страны без экзаменов. И именно благодаря радиолюбительству без колебаний подал свои документы на радиотехнический факультет в Московский электротехнический институт связи (МЭИС). Одновременно я набирал опыт на "коллективке", и наступил момент, когда мне предложили "оформляться на U", что означало - подать документы на право работы в эфире на радиостанции под собственным позывным, как известно, начинающимся для советских коротковолновиков с буквы U (по связи с USSR).
В те времена вся эта процедура была весьма сложной и продолжительной. Разрешения выдавались непосредственно Министерством Связи СССР, и, разумеется, не без проверки со стороны КГБ. Нужно было сдать экзамен на умение работать в эфире, а затем заполнить кучу подробных анкет с характеристикой радиоклуба о "правильном понимании политики партии и правительства", т.е. о моей политической благонадежности.
Экзамен на умение работать в эфире я успешно сдал специально созданной комиссии. А заполнение анкет происходило под неусыпным контролем со стороны начальника клуба А.М.Косачева, вынесшего из армейской службы все нюансы господствовавшей там канцелярщины. Например, на вопрос "служили ли вы в войсках и учреждениях белых правительств?" нельзя было писать "не служил", а следовало - "в войсках и учреждениях белых правительств не служил". Это мне-то, 18-летнему юнцу, родившемуся на добрый десяток лет после окончания гражданской войны! Вся эта писанина страшно угнетала. Но "Матвеич" был неумолим. По-моему, это занятие доставляло ему некое подобие сладострастия: здесь он чувствовал себя совершенно в своей родной стихии.
Наконец, весь комплект документов был отослан в Москву.

Учёба в МЭИСе и бегство в Пензу

К началу сентября я отправился на учебу в Москву, где съездил в институт, узнал свою группу и получил место в общежитии.
Начались занятия. Параллельно с ними я разыскал коллективную радиостанцию института, имевшую позывной UA3KAH, и по вечерам пропадал на ней, завязав знакомство со студентами- коротковолновиками.
Впервые в жизни попав в чужую среду. Страшно грызла тоска по дому. Своими одиннадцатью соседями по общежитию я был поначалу встречен с прохладой. И к тому же меня начал одолеватьчисто мальчишеский страх: а что, если разрешение придёт и не застанет меня дома? Не возвратят ли его обратно? И я стал писать матери, прося дать согласие на приезд в Пензу. После того, как она скрепя сердце дала его, я забрал из МЭИСа документы, приехал в Пензу и не без некоторых трудностей поступил на электротехнический факультет Пензенского Индустриального института(ПИИ).

Выход в эфир

Осенью учеба в ПИИ потихоньку наладилась, и когда уже наступила пора сдавать экзамены и зачеты за 1-й семестр, в первых числах декабря неожиданно наступил радостный день: я получил разрешение на постройку передатчика существовавшей тогда 3-ей (самой младшей) категории для работы в эфире на КВ диапазонах 40, 160 и 10 метров.
Я примчался к АК со счастливой вестью. Он поздравил меня, и мы засели за составление схемы и конструкции передатчика. Впервые я получил от АК уроки расчета узлов передатчика. Он же снабдил меня необходимыми для его постройки радиодеталями.
Тогда же он дал мне очень полезный совет: использовать для несущей конструкции передатчика корпус от устаревшего КВ приемника КУБ-4, который имелся у К.В.Карташева, и тот предлагал его в обмен на пару электролитических конденсаторов. Последние были в ту пору очень дефицитны и стоили немалых денег. Но АК безвозмездно пожертвовал свои, и я сходил с ними к К.В.Карташеву, получил от него корпус и приступил к постройке передатчика. Её я закончил в рекордный срок - не более двух недель, после чего предъявил радиостанцию местной инспекции радиосвязи и получил разрешение на работу в эфире под позывным UA4FE. Мечта сбылась.
Антенну поставили наиболее простую -так называемую "Американку".
*
От АК я воспринял манеру оперативно и лаконично вести связи в эфире. У меня в ту пору неудержимо "чесались руки" от желания состязаться в эфире. И в первом же тесте Куйбышевских коротковолновиков я занял второе место. Но для меня и этот результат был отличным - почин был сделан!
После этого я старался не пропускать ни одного теста, и за участие во многих из них занимал первые места и дипломы разных степеней.

Хроники конца 40-х - начала 50-х гг

Все последующие годы я буквально не вылезал из эфира, иногда проводя за радиостанцией бессонные ночи. И наносил бесконечные визиты АК, постигая от него премудрости расчета и конструирования КВ аппаратуры. Не знаю, как он реагировал на мою настырность, но все его члены семьи уже привыкли ко мне и считали чем-то вроде домашнего зверька.
Мечтой моей было получить 2-ю категорию, дававшую право работать на 20- и 15- метровых диапазонах, где существовала реальная возможность проводить связи с так называемыми dx-ами - коротковолновиками очень далеких стран: Австралией, Новой Зеландией, Южной Америкой, а также с разнообразными островами и архипелагами, разбросанными по морям и океанам земного шара. На 40-ка же метровом диапазоне можно было без проблем связываться с радиостанциями стран Западной Европы. Очень занятен и загадочен был лишь 10-тиметровый диапазон, близкий к диапазону УКВ - ультракоротких волн, - почти всегда пустынный. Но в моей практике были случаи, когда он оживал, и на нем можно было с малой мощностью передатчика без труда связываться с очень далекими странами.
*
Между тем в стране стали происходить весьма значимые события. Довоенный ОСОАВИАХИМ был ликвидирован, и вместо него появились сразу три добровольных оборонных организации: ДОСАРМ, ДОСАВ и ДОСФЛОТ- общества содействия армии, авиации и флоту. Наш клуб "отписали" в ДОСАРМ. Теперь, в отличие от недавних времен, начальнику клуба вменялась обязанность обеспечивать обучение групп допризывников приему на слух и работе на ключе, основам радиотехники и освоению матчасти армейской приемо-передающей техники. Он называл их "основным контигентом".
Позднее в Москве видно решили, что переборщили с новорожденной троицей и заменили ее "трёхголовым" обществом ДОСААФ .
Моментально вся атмосфера в клубе изменилась. Весь его штатный состав инструкторов посадили на жесткий график обязательных занятий с "основным контигентом". Уханову, например, вменялось в обязанность проводить занятия по "приёму-`наслух и передаче на ключе", Марату - вдалбливать в головы "контигента" основы радиотехники. Сам же шеф преподавал главную дисциплину - "Партийно-политическая работа в армии". Читал он свои проповеди, стоя за трибуной, накрытой кумачовым полотнищем от знамени. Иных наук он просто не знал.
Конец 40-х - начало 50-х годов оставил в моей памяти самые мрачные воспоминания. Состояние "холодной войны" с Западом достигло высшего предела. Еще был жив Сталин, и не без его личного участия в стране началась беспрецедентная кампания поношения всего западного из сфер науки, культуры и искусства, и в противовес им - непомерного возвеличивания отечественных достижений, о какой бы их названных областей ни шла речь. В результате этой реакционной кампании, носящей откровенно политический характер, были отброшены на десятилетия назад такие развивающиеся науки, как генетика, кибернетика, электроника и многие другие.
Не могли остаться в стороне от этой вакханалии и раболепные чиновники из центральных органов ДОСААФ. По их указанию все позывные радиостанций, бланки QSL карточек, статьи в журнале "Радио", содержащие выражения КВ жаргона, справочники с таблицами префиксов (начальных букв) иностранных государств были переведены с латинского шрифта на русский. Это привело к курьезным последствиям. Многим одинаковым сигналам азбуки Морзе в русском и латинском алфавитах соответствуют разные буквы. Например, латинским буквам V, Y, X, J в русском алфавите соответствуют буквы Ж,Ы,Ь и Й. В результате этого "усердия" позывной Югославии YU, например, в справочнике был указан как ЫУ, позывной Уругвая -YV- как ЫЖ. Общий (циркулярный) вызов CQ записывался как ЦЩ, жаргонное сокращение слова "женщина" - XYL превращалось в ЬЫЛ. Это была откровенная благоглупость, которой сидевшие в ЦК ДОСААФ "дубы" выражали свою готовность проявлять политическую зоркость в свете указаний партии и правительства. Со стороны все это выглядело смешно и глупо и вызывало недоумение иностранных корреспондентов, получающих QSL(ЩСЛ) карточку с напечатанным на ней позывным, например, УЙ8ЫЬ и не могущих понять, что, согласно международным обозначениям, это означает позывной радиолюбителя Киргизской ССР - UJ8YX!
Но этим борьба за изгнание всего западного не ограничилась. В 1949 г. по указанию свыше были запрещены все двусторонние связи с государствами капиталистических стран. Подано все это было, как "единодушное стремление советских коротковолновиков отказаться от связей с империалистическими государствами". Разрешалось вести связи только со странами народной демократии, никакого интереса для любителей дальних связей не представлявших.
Помню, как, приехав в Москву на практику, я решил посетить Московский городской радиоклуб и по дороге встретил кучку знакомых ребят-коротковолновиков, оживленно беседующих между собой. А когда подошел и поинтересовался причиной шума, они сообщили, что их только что собирали в клубе для того, чтобы они выразили свой гневный протест против своих западных коллег (что, вероятно, было письменно оформлено). Звучали шутки, но были они какими-то горькими и безнадежными.
Такого запрета,как я знал, не было даже в гитлеровской Германии.
А в нашем радиоклубе начальник Косачев, собрав коротковолновиков и взгромоздясь на кумачевую трибуну, объяснял политический смысл проводимой акции и угрожающе сотрясал воздух: "Вас могут вызывать на провокации! Но вы не должны на них отвечать!"
Действительно, в ответ на многократные и недоуменные вызовы западных "провокаторов" ничего не оставалось делать, как молча сидеть, испытывая острое чувство стыда…
*
К тому времени наши отношения с Маратом Лагеди заметно потеплели. Мы давно уже перешли на "ты" и звали друг друга по именам. Как-то он затащил меня в свой дом и с гордостью показал свое сокровище - американский приемник BC-312, вызвав у меня жгучее чувство зависти (я в то время пользовался самодельным).
Обстановка в радиоклубе угнетала его до невыносимости, а к Косачеву он относился с нескрываемой ненавистью.
Марат был на 6 лет старше меня. С началом войны он ушел на фронт добровольцем, незадолго до ее конца был тяжело ранен, долго провалялся в сырости и холоде в тылу и до помещения в госпиталь заболел воспалением лёгких, на фоне которого в них начался процесс. Первоначально в это было трудно поверить: внешне он выглядел красивым, хорошо сложенным молодым мужиком с острым, проницательным и слегка ироничным взглядом светившихся умом глаз. И лишь в последующие годы начал медленно угасать. Для меня он тоже был своего рода кумиром.
С ним вместе мы часто мы бывали вместе у АК, которого Марат также глубоко уважал. Часто мне приходилось присутствовать при их беседах и набираться ума у обоих.
По мере углубления знакомства АК вызывал у нас все большее и большее уважение. Разбираясь, например, в теории работы различных каскадов передатчика, он не чурался влезать в довольно сложный математический аппарат читаемой литературы - занятие, от которого так называемые "радиолюбители-практики" шарахались, как от чумы.
Со временем у нас появились и общие интересы: к художественной литературе, конструированию аппаратуры для высококачественного воспроизведения грамзаписи. В его доме мы часто устраивали концерты с грампластинок. АК очень любил классическую музыку - Чайковского, Рахманинова, Шопена, Сен-Санса, и привил эту любовь и мне.
Много внимания он уделял совершенствованию своей аппаратуры. Вскоре после нашего знакомства он приобрел американский профессиональный приемник NC-200 и внес в него много полезных доработок На нем он работал в эфире несколько лет, пока не заменил его немецким связным приемником времен войны Е-52. Помню, как он демонстрировал его мне, и я был потрясен сочетанием в нем феноменальных достижений радиоприемной техники и точной механики.
Много и упорно работал АК со своим передатчиком, уделяя особое внимание высокой стабильности его частоты и удобству эксплуатации. Завершилась эта работа созданием оригинального по схеме и конструкции возбудителя - своеобразного сердца передатчика. Этот возбудитель был представлен им на 9-ю Всесоюзную выставку радиолюбительского творчества 1951 г., где был удостоен приза, а описание его было опубликовано в журнале "Радио".
В начале 50-х гг рос и я, постепенно и без особых проблем перейдя сначала на 2-ую, а затем - на 1-ю категорию. Последняя давала мне практически неограниченные возможности и в количестве отведенных для работы диапазонов, и в части мощности, очень необходимой для успешной работы в тестах.
Долго проживший у меня передатчик в корпусе от приемника КУБ-4 был заменен вертикальной консолью со вставными блоками.
Свою антенну-"американку" я со временем заменил на так называемый диполь Надененко, прозванный в быту "Колбасой". Работал он очень неплохо.
Марат к 50-му году заметно сдал и постоянно попадал в военный противотуберкулезный госпиталь, где его лечили примитивными по тем временам способами.
Работа в клубе с введенной в клубе казарменной обстановкой осточертела ему, и он ушел из него и поступил в Индустриальный институт. В начале нового учебного года мы радостно встретились там: он - первокурсником, я - на курс старше.
Он также мечтал стать коротковолновиком, но понимал, что нездоровье не позволит ему с головой погрузиться в эту область. Нужно было найти себе какое-то более легкое занятие, в качестве которого он избрал фотолюбительство. Результатом этого явилось сделанное мне однажды предложение: он был готов отдать мне свой BC-312 в обмен на один из имевшихся в продаже фотоаппаратов. Такое предложение было для меня равносильно подарку, и вскоре мы совершили этот обмен. Так я стал счастливым обладателем отличного профессионального приемника. Внес в него кое-какие доработки и прекрасно работал на нем в эфире в течение нескольких лет.
В 50-х гг на общем отчетно-выборном собрании членов радиоклуба меня выбрали председателем Совета клуба, которым я оставался в течение нескольких лет. Среди прочих обязанностей мне приходилось регулярно, раз в год, выступать на собраниях с отчетными докладами о росте членства клуба, работе его секций, участию в тестах и конкурсах, QSL-обмене ит.п. Все необходимые для доклада материалы я собирал сам и сам же писал текст отчетного доклада, но…не полностью. Обязательную вступительную главу идеологического характера с неизбежным прославлением "великого Сталина" брал на себя все тот же Косачев. Эту часть доклада он писал своим любимым пером "рондо", исписывая пикообразным стоячим почерком почти полностью ученическую тетрадь в 12 листов штампованными фразами, надёрганными, несомненно, из газет. И мне в обязательном порядке вменялось в обязанность в начале доклада озвучивать всю эту трескучую галиматью при полном безразличии аудитории. Очень стыдно вспоминать сейчас эту обязательную "партийно-политическую литургию", возражать по поводу которой ни у кого не повернулся бы язык: такие нравы существовали в ту пору, как бы ни противны они были многим из сидящих, в том числе - АК и Марату. Оба они в то время были настроены к существовавшему в стране режиму крайне негативно, чему я был неоднократным свидетелем.
АК в то время вполне доверительно относился ко мне (чем я чрезвычайно гордился) и неоднократно высказывал свои критические взгляды на окружавшую действительность.

* * *
В июне 1951 г. я уезжал на производственную практику в Москву. Накануне отъезда зашел проститься к Марату, который был совсем плох и лежал в постели, словно на смертном одре. Вскоре после начала практики приехавший в Москву с некоторым опозданием один наш студент сообщил, что 15 июня 1951 г.Марат скончался, и он присутствовал на похоронах, где его провожали многие радиолюбители и среди них - АК. А через несколько дней, воспользовавшись благовидной ситуацией, приехал в Пензу и я, где меня ждала родная сестра Марата - Ольга, ставшая моей женой, с которой мы прожили почти 60 лет.

Участие во всесоюзных соревнованиях

В течение всех лет, начиная с получения собственного позывного вплоть до начала 50-х гг, я весьма активно участвовал в различных соревнованиях коротковолновиков (тестах). Они носили как внутрисоюзный, так и республиканский и даже межобластной масштаб и были весьма популярными. Это становится вполне понятным, если вспомнить про запрет на связи с западными коротковолновиками. Именно по этой причине тесты любого уровня привлекали к себе большое количество советских коротковолновиков: больше им найти что-либо интересное в эфире было трудно: не считать же "dx"-ами болгарские или чехословацкие радиостанции! А в тесте худо-бедно можно было "для престижу" схлопотать диплом какой-нибудь степени, а то и получить приз. Так возникали тесты донецких, дальневосточных или каких-нибудь других областей или республик СССР. В 1949 году Косачеву пришла в голову счастливая мысль: провести в декабре соревнования пензенских коротковолновиков в честь 70-летия Вождя Народов товарища Сталина. К участию в нем приглашались все коротковолновики СССР. Помню, участвуя в нем, я занял первое место.
Но наибольший интерес вызывали Всесоюзные соревнования коротковолновиков ДОСААФ. Они проводились обычно в весеннее время, в часы, наиболее свободные от различных промышленных помех, в один тур - от 8 вечера до 8 утра. Были случаи, когда после основного тура следовал так называемый резервный - в течение 12 часов после окончания основного. Вспоминаю, как в одном из подобных тестов, завершив жаркую бессонную ночь 1-го тура, я связался со своим другом Леней Лабутиным (с которым мы познакомились, а затем подружились сначала заочно, в эфире, а затем и очно в Москве) и сообщил ему, что хочу проработать еще и резервный тур, он был крайне удивлен, как я смогу выдержать такое напряжение в течение целых суток. Но азарт был настолько велик, что я активно проработал в эфире еще 12 часов, а уж потом пошел отдыхать.
Несмотря на хорошую технику и боевой задор, мне никак не удавалось занять первого места в одном из Всесоюзных тестов. С 1951 по1954 гг чемпионом ДОСААФ по радиосвязи четырежды становился Лабутин. Он имел передатчик, мощность которого была не меньше моей, но работал более оперативно, чем я.

На секции КВ и УКВ радиоклуба. Слева направо: Автор, А.К.Щенников, В.К,Елисеев. 50-е годы.

К 1955 году положение мое еще более осложнилось. В клуб пришла молодежь следующего поколения. Ей тоже хотелось работать в эфире, и они быстро росли и совершенствовали параметры своих передатчиков. Среди них был Юрий Петров - парень с большими амбициями. Он жил буквально в двух шагах от меня на смежной улице. У него был передатчик мощностью, меньшей моей, но помехи своими щелчками в узком любительском диапазоне он создавал страшнейшие. Проводить связи со слабо слышимыми корреспондентами было практически невозможно А приближался всесоюзный тест, Петров тоже намеревался работать в нем, и я понимал, что запретить ему этого нельзя.
И тогда АК сделал мне неожиданное предложение: работать в контесте… из его дома. Сам он тоже неоднократно участвовал во всесоюзных соревнованиях и однажды в одном - радиотелефонном - занял первое место. Не знаю, что руководило им в данном случае. На ключе он работал очень чётко, связи проводил оперативно и очень лаконично, не затрачивая лишнего времени. Честно говоря, я работал на ключе побыстрее его и был, так сказать, понапористее и понахрапистей. Может быть, ему хотелось дать возможность отличиться своему ученику и воспитаннику, - не знаю. Но предложение работать из его дома последовало вполне серьезное и мною было принято.
Мощность передатчиков в то время у нас была примерно одинаковая, в хорошей работе своей антенны он убедился на практике. Но я твердо сказал, что хотел бы работать только на своем приемнике, и АК ничего не имел против.
К началу теста я притащил к нему свой ВС-312 в рюкзаке вместе с любимым ключом.
В первом туре главной задачей было набрать наибольшее количество связей.
Ровно в 20.00 я вихрем врезался в бурлящую кашу сигналов и начал набирать связь за связью.
Все это время АК исподволь хронометрировал мою работу. В первый час я осуществил свою мечту - провел более 40 связей. Такой успех еще более взбодрил меня, и я продолжал работать в том же духе, с веселой злостью и азартом.
При работе в тестах участники обмениваются контрольными номерами, в состав которых входит трехзначный порядковый номер связи. Это что дает возможность следить за работой своих соперников. Взбадривало еще и то, что у конкурентов номера были меньше моих.
АК ушел спать, а я продолжал ночное сражение. Где-то поблизости "воевал" Леня Лабутин, но у меня не было времени и желания искать его среди свившихся в клубок, как черви в банке, станций.
Утром пришел отдохнувший АК, подвел мои итоги и дал мне налету что-то перекусить или попить.
В 8 утра эфир затих. Первый тур закончился.
Признаться, меня несколько пугало, что координата моей радиостанции в городе заметно сместилась в сторону, что мог зафиксировать любой пеленгатор в местных "органах". Но, слава Богу, никаких последствий это не возымело.
Помех от моего соседа нисколько не ощущались.
Во втором туре, где основной задачей было установление максимального числа связей с представителями различных областей и республик СССР, я сработал, по-моему, нисколько не хуже. Установил даже рекорд по связи с союзными республиками в кратчайшее время.
Далее предстояла скучная рутинная работа: составление отчета о работе в обоих турах. По завершении его документы были высланы в Центральный радиоклуб ДОСААФ, где судейская коллегия проводила встречную проверку соответствия контрольных номеров участников. Встречались случаи мошенничества.
И, наконец, в начале лета пришла радостная весть из Москвы: я занял первое место среди операторов индивидуальных радиостанций и получил звание чемпиона ДОСААФ СССР по радиосвязи на коротких волнах. А через некоторое время пришел диплом 1-ой степени, чемпионская лента и приз. В торжественной обстановке в радиоклубе все это было мне вручено.
*
Миновал год, и вся история повторилась. Вновь я работал из дома АК и вновь занял первое место в тесте, заработав на этот раз в качестве приза фотоаппарат "Киев" - лучшую по тем временам камеру, сочетавшую в себе последние достижения оптики и точной механики, и заставившую меня всерьез заняться фотолюбительством. АК также стремился к этому занятию и приобрел себе роскошную "зеркалку" - фотоаппарат "Старт". И вновь наши увлечения совпали: обоих интересовала портретная и пейзажная съемка.
*
Летом 1957 года в Пензу нагрянула киносъемочная группа Куйбышевской студии документальной кинохроники ,для съёмки фильма под названием "Энтузиасты эфира", повествующего о коротковолновиках вообще и о нашем состязании с Лабутиным - в частности (съемки шли и в Москве у Лёни Лабутина). Рассказ о них мне хочется опустить. Замечу только, что впервые мне пришлось воочию убедиться в том, что для киношников слов "нет" и "нельзя" не существует в принципе, - как в сказке. Наблюдать за этим шумным процессом было довольно забавно.
Фильм потом шел на экранах кинотеатров Пензы, и мы с женой его видели. Возможно, показывали его и в других городах.

*
Между тем, в жизни АК начали происходить значительные изменения. Однажды он доверительно сообщил мне, что теперь у него новое место работы - завод "САМ" , где он занимается совсем не той работой, которая была у него на часовом заводе. Говорить о ней он не мог - тематика ее была совершенно секретной.
Не знаю, добровольно или принудительно оказался на новом месте АК. В те времена это было вполне реально. Позднее я узнал , что "изделие", которое выпускалось заводом ВЭМ, работало в диапазоне СВЧ, а главным ее конструктором был сын пресловутого Л.Берия (Сергей Гегечкори), так что "перевод" АК объяснялся просто: в городе опытных радиотехников было не так уж много, и подобная "силовая" акция была вполне объяснима.
После этого АК стал работать начальником отдела метрологии СКБ завода, со временем превратившегося в НИИ управляющих вычислительных машин - НИИУВМ, позднее сменившее название на НИИ математических машин - ПНИИММ.

Годы работы в НИИ

В июне 1953 г. я закончил институт и был оставлен на кафедре автомати-
ческих и измерительных устройств в качестве ассистента, а позднее -старшего преподавателя. Читал лекции по только что введенному курсу "Электронные измерительные приборы", вел курсовое и дипломное проектирование. За несколько лет эта работа мне страшно осточертела, и я почувствовал, что нахожусь в каком-то тупике. В это время АК упорно приглашал меня в свой отдел, обещая интересную работу. Я получил согласие зав.кафедрой, и с декабря 1953 г. начал работу по совместительству в НИИУВМ. Мне была поручена разработка контрольно-измерительной аппаратуры (КИА) для серийного изготовления на заводе аналоговых вычислительных машин. Первая моя работа - стенд для разбраковки конденсаторов - оказалась удачной и широко применялась в одном из цехов завода.
Работал я под началом Виктора Кирилловича Елисеева - выпускника Ленинградского Политехнического института - талантливого и многостороннего инженера, начавшего работу с АК еще по "изделию". Он неоднократно посещал дом АК, где мы с ним и познакомились и сблизились.
А тем временем АК при поддержке начальника отдела кадров Захарова продолжали "раскачивать" меня, предлагая перейти к ним - теперь уже на должность начальника лаборатории нестандартной импульсной КИА. И с сентября 1960 г. я уволился из ПИИ и приступил к новой должности.
В мою лабораторию перевели нескольких инженеров из лаборатории В.Елисеева, а также приняли только что поступивших к нам молодых специалистов, среди которых оказались очень способные ребята.
Новая работа, как и обещал АК, оказалась очень интересной. В это время главным инженером НИИ был приехавший из Москвы выдающийся, даже легендарный специалист по цифровой вычислительной технике - Башир Искандарович Рамеев, будущий доктор технических наук honoris cause. В своей работе он умел смотреть далеко вперед, стремясь к предельному повышению быстродействия элементов вычислительных машин. Говорят - "Делать - значит мерить", и возникла потребность в КИА для исследования импульсных процессов в так называемом наносекундном диапазоне времени (1нс=1/1000.000.000 с). Тогда подобная единица времени была непривычной специалистам-импульсникам, а промышленная импульсная КИА была рассчитана на микросекундные (в 1000 раз большие 1нс) интервалы времени.
В результате был разработан и изготовлен так называемый стробоскопический осциллограф. Позволяющий исследовать наносекундные процессы.
Рассказ о дальнейших разработках моей лаборатории требует детального изложения и в рамки данных записок не входит. Ограничусь лишь тем, что со временем лаборатория (а затем - отдел) перешел на создание промышленной КИА для разработки, изготовления и эксплуатации ЭВМ и их элементов. За создание гаммы высокопроизводительной автоматической аппаратуры импульсного контроля ферритовых микросердечнмков, применявшихся в устройствах оперативной памяти ЭВМ, автор в числе группы специалистов был удостоен звания лауреата Государственной премии СССР.

Завершение коротковолновой деятельности

Запрет, наложенный властями на проведение двусторонних связей
с "капиталистическими" странами (выданный за "единодушное стремление советских коротковолновиков"), нанес страшный удар по КВ любительству. Для истинных коротковолновиков дальние dx-связи представляли наибольший интерес. Связи же с коротковолновиками европейских государств никакого интереса не представляли. Поэтому часто операторы, выходящие "на охоту" в эфир, давали следующий общий вызов (CQ): "CQ dx", а некоторые даже: "CQ dx only" и отвечали только на вызовы "деиксов", игнорируя вызовы европейцев.
В те годы (50-е и начало 60-х) мне часто приходилось выезжать в Москву, где я встречался со свои старым другом и соперником по тестам Лёней Лабутиным (UA3CR), жадно интересуясь - когда же, наконец, снимут этот позорный запрет. В ответ он рассказывал, как московские коротковолновики ходили с петициями в приемную министра иностранных дел Молотова, и там их с пониманием выслушивали и говорили, что, мол, дело это решить очень просто, но есть одна трудно решаемая "техническая" проблема: как организовать контроль (т.е слежку) за связями советских коротковолновиков в эфире(!). Но систематическая осада высокого начальства продолжается, и надежды терять не надо.
Разумеется, никакой поддержки со стороны дубов, сидящих в ЦК ДОСААФ, эти потуги не получили.
После своего двукратного чемпионства я продолжал активно участвовать в тестах союзного масштаба, несколько раз занял вторые места с соответствующими дипломами и призами. Но появились новые, молодые и более хорошо оснащенные соперники, вытеснившие меня, а заодно со мной - и Лёню Лабутина - с чемпионского пьедестала.

У меня к тому времени был уже вполне солидный передатчик с "настоящей" генераторной лампой ГК-71 в выходном усилительном каскаде, а на столе стоял приобретенный недавно великолепный американский приемник AR-88 (поставлявшийся в СССР в годы войны) - предмет моей давней мечты.
Помню, как в эфире пополз слух, что "совкам" оказали великую милость: разрешили вести связи с Югославией (вероятно, в связи с известными хрущевско-булганинскими демаршами), и какой ураган поднялся в КВ эфире в ночные часы. Радиостанции Югославии (с префиксом YU) буквально рвали на части, устроив массовую охоту за ними .А ведь никакого спортивного интереса эти связи абсолютно не представляли. Такова была цена первых живительных капель свободы!
Наконц, наступил долгожданный праздник. Никогда не забыть мне ночную встречу в эфире с Лёней летом 1956 года, торжественно сообщившим, что с сегодняшнего дня нашим "U" разрешено проводить двусторонние связи со всеми странами мира. И что творилось в эфире в ту знаменитую ночь, которую я провел не моргнувши глазом до самого утра, оставившую после себя многие тысячи дальних связей. Какое ощущение счастья я испытывал!
В следующий приезд в Москву меня попросили зайти в редакцию журнала "Радио", где попросили написать в их журнал свои впечатления о дальних связях, что я и сделал, вернувшись в Пензу. Статья "Волнующие встречи" об одной из ночных охот появилась в очередном номере. Разумеется, ни о каком запрете и разрешении не было сказано ни слова.
Давно полученная первая категория "U" давала мне право работать радиотелефоном. И вот с некоторым трепетом я решился выйти в эфир со своим примитивным "английским со словарём". Но потом обвыкся и стал действовать смелее. Благо в ту пору тематика общения в эфире была строго ограничена. Например, за сообщение иностранному корреспонденту своего домашнего адреса можно было поплатиться закрытием радиостанции на долгие годы (если не насовсем). Только "Тhe weather is good (sunny,rainy) heer", - и ничего больше. Со стороны все это выглядело довольно примитивно. Со временем я осмелел и даже обрел собственный прононс, который один мой корреспондент назвал американским,- видимо, за усвоение "ихнего" диалекта при проведении сотен, если не тысяч связей с коротковолновиками США (которых в ту пору было много более ста тысяч, и на "CQ" наших "U" они набрасывались буквально десятками).
Для связи радиотелефоном долгое время использовалась т.н. амплитудная модуляция (АМ), частотный спектр которой, как известно, состоит из несущей частоты и двух боковых полос, расположенных симметрично относительно нее. Для передачи полезной информации достаточно передавать лишь одну из боковых полос, в то время как затраты энергии на передачу несущей частоты и второй боковой полосы могут быть в десятки раз выше, чем при однополосной модуляции, не давая никакого выигрыша на приемной стороне. При сравнительно малой мощности любительских передатчиков (десятки и сотни ватт) переход на SSB (single side band) дает многократный эффективный выигрыш по мощности в сравнении с АМ, позволяя намного увеличить дальность и надежность связи.
Необходимым узлом для реализации SSB в передатчике является так называемый. полосовой фильтр с высокой прямоугольностью АЧХ (амплитудно-частотной характеристики), позволяющий "вырезать" одну из боковых полос спектра АМ сигнала и далее усиливать только её. Таковыми являлись либо кварцевые, либо электромеханические фильтры (ЭМФ).
На обычном вещательном приемнике сигналы SSB станций воспринимаются, как нечленораздельный бубнящий гул, который может быть превращен в нормальную радиопередачу с помощью дополнительного генератора (второго гетеродина), восстанавливающего в приемнике отсутствующую несущую.
В конце 50-х гг почти все зарубежные КВ станции, работавшие радиотелефоном на АМ, перешли на SSB, а связи с использованием АМ прекратились.
В СССР первым коротковолновиком, перешедшим на SSB в начале 1958 г, был Леонид Лабутин. В его передатчике был применен ЭМФ.
У меня также возникло большое желание перейти на SSB, но приобрести в то время какой-либо из фильтров было крайне трудно. Поэтому я заинтересовался известным в ту пору так называемым фазокомпенсационным методом формирования однополосного сигнала, - альтернативного к фильтровым. Среди многих советских коротковолновиков ходило поверье, что использование этого метода - пустая затея.
В середине 1959 г. я начал конструировать новый блок "фазового" SSB передатчика, а осенью того же года наладил его и впервые, к изумлению своих друзей, успешно провел на нем первые двусторонние связи. Мои корреспонденты дали качеству сигналов высокие оценки. Впервые я на собственном опыте убедился, как устойчивы дальние связи с применением однополосной модуляции.
Началась увлекательная пора охоты и "коллекционирования" дальних стран с экзотическими префиксами. К концу моей карьеры в моем списке dx-ов числилось уже около 200 двусторонних связей с различными странами. По договоренности с редакцией ж-ла "Радио" я опубликовал в майском номере за 1960г. большую статью с описанием схемы и конструкции блока формирования SSB сигнала. После этого описанный блок неоднократно повторялся нашими коротковолновиками.
С работой на SSB у меня связана одна курьезная история. Однажды в ранние вечерние часы я вышел в эфир и начал проводить двусторонние связи, как вдруг зазвонил телефон, и из трубки какой-то мужской голос завопил благим матом: "Что вы делаете? Вы же своей передачей срываете проведение партийного мероприятия! Немедленно прекратите!".
Я догадался, что звонили из соседнего с моим домом клуба им.Дзержинского. Пришлось выключить передатчик.
На следующий день я пошел в клуб разбираться, и выяснилось, что во время какого-то партийного сборища в актовом зале клуба на открытые(т.е. не заэкранированные) провода, ведущие от установленного на трибуне микрофона к усилителю, произошла наводка сигналов моего передатчика, довольно мощных, которые потом где-то продетектировались и обрушились на головы участников партийной службы в виде описанного выше нечленораздельного гула. Возникла паника.
После того, как я установил на входе усилителя простейший фильтр, наводка исчезла.
Через несколько дней ко мне нагрянула целая комиссия во главе со старшим инспектором радиосвязи Ханой Моисеевной Курочкиной, прославившейся среди пензенских коротковолновиков всевозможными бюрократическими препятствиями, чинимыми ею по разному поводу.
Началось расследование инцидента с составлением протокола. Мои доводы об установке фильтра были встречены в штыки: как это можно проводить нештатное вмешательство в промышленное изделие?
Не помню уже, как мне удалось отбрыкаться от этого скандала, но далее я спокойно работал в эфире без каких-либо инцидентов. Либо же коммунистов просто стали собирать в клубе реже.
После этих событий я еще года четыре благополучно проработал в эфире, пока не произошло роковое событие, положившее конец моей коротковолновой деятельности.
В один декабрьский день 1964 г., когда я был на работе, позвонил техник, дежуривший на расположенном в клубе им. Дзержинского мощном расположенном там радиотрансляционном узле, обслуживавшем окрестный район города, и сообщил, что поднявшийся в городе ураганный ветер сорвал с мачт мою антенну-"колбасу", и она рухнула на проходившую через крышу нашего дома шедшую от клуба линию с напряжением около 100 вольт, вызвав ее короткое замыкание. Сработала автоматическая защита, вызвав прекращение радиотрансляции во всем районе,
В былые годы меня за это подвели бы под знаменитую 58-ю статью за идеологическую диверсию.
Дежурный просил меня срочно прибыть к дому и удалить сорванные провода. Пришлось ехать.
По приезде мы вместе с ним поднялись на крышу уже в сумерках и принялись за работу. Крыша была покрыта шифером, гофры которого были направлены вниз, и держаться на ней, да еще при не утихшем ветре, было страшновато. Пришлось, не заботясь о сохранности элементов антенны, перекусывать ее фрагменты и отбрасывать их в стороны. На коньке крыши сиротливо остались лишь две мачты…
Это было началом конца. После 16 лет активной работы в КВ эфире я умолк навсегда, превратившись, как пишут в американских КВ журналах, в "silent keys" ( так пишут они, правда, об умерших коротковолновиках).
Нашлись к тому же объективные причины моего "выхода из игры" С конца 1948 г. в Пензе начали телевизионное (ТВ) вещание, и эта страсть, как раковая опухоль, стала расползаться по городу. Работа на КВ передатчике могла из-за побочных излучений привести к возникновению помех на экранах "ящиков". Но я отлично понимал, что возникни на экранах у соседей хотя бы легкий муар, и я стал бы для них смертельным врагом, и они начали бы чинить мне всяческие помехи: писать жалобы, вывинчивать пробки на щитке, перекусывать провода фидера и т.п.К тому же из-за скверной проводки при каждом нажатии ключа подсаживалось напряжение в сети, и при работе телеграфом у соседей начинали мигать лампочки.
Сидеть по ночам и ждать прекращения ТВ передач не хотелось. И начался процесс медленного распада: один за другим переносились блоки радиостанции в дворовый сарайчик - своеобразный психологический барьер, после которого всё унесенное туда барахло идет прямо на помойку. Последними туда были отнесены огромные залежи QSL- карточек, которых за 16 лет активной работы накопилась немало тысяч. Осталась лишь маленькая пачка бережно сохраняемых "куэсэлек"
В 1998 году возрасте 70 лет ушел из жизни Лёня Лабутин.
Анатолий Кузьмич благополучно проработал до пенсии, а в 1984 году ушел из НИИ совсем. Коротковолновая деятельность его как-то тихо и незаметно прекратилась. Он. купил "Жигули", построил дачу и помногу возился на ней. В 1984 г. у него начал скоротечно развиваться рак, и летом того же года он на 72-ом году жизни умер. Автору досталась печальная миссия быть председателем комиссии по его похоронам.
Оставался у меня в Пензе один собрат по КВ страсти и почитатель - Володя Иоффе (UA4FL), нередко передававший мне приветы от наших и даже зарубежных "динозавров эфира".Но несколько лет назад не стало и его.
Завершая связь, коротковолновики передают сигнал - "SK". Полный конец…

http://www.lebed.com/2011/art5806.htm