Как говорил нам, тогда еще зеленым студентам, один преподаватель в институте, каждый доктор проходит в развитии своего врачебного мировоззрения несколько ступеней. Первая: больны все! Здоровых не бывает! Всех лечить! Вторая: организм пациента мудрее врача! Дайте природе сделать свою работу! Большинство болезней (если это не травма и не опасное для жизни состояние) можно не лечить! И третья: так всё же лечить или не лечить? Ловлю себя на мысли о том, что безнадёжно завис на третьей ступени.

Есть пациент. Назовём его Андрей Николаевич. Наблюдается уже третий десяток лет, из них лет пятнадцать на инвалидности. Видимся мы с ним в поликлинике примерно раз в два месяца: пришёл, рассказал про домашние дела и заботы, ушёл домой.

Бывало, приходилось госпитализировать — казалось ему, что антенны радиоретрансляторов и вышки компании сотовой связи прицельно лупят по нему. Пытался, соответственно, обороняться — от писем во все инстанции и изготовления средств индивидуальной противоволновой защиты до ведения партизанской войны, с перекусыванием кабелей и развешиванием на излучателях старых ковриков с помойки. Он ещё возмущался — мол, в молодости на РЛС служил, мне там этого излучения с лихвой досталось, так ещё и здесь покоя нет! А уж попросить его пройти флюорографию было практически невыполнимой задачей — на доктора смотрели так скорбно, словно тот не в рентгенкабинет писал направление, а на физиопроцедуры в газовую камеру.

Как-то раз он пришёл на приём с куском алюминия, выточенного в виде отрезка гитарного грифа, с ладами и струнами. Смущённо улыбаясь, он заверил, что это вовсе не волновой отражатель, а тренажёр игры на гитаре его собственного изготовления. Воодушевлённый тем, что его не перебивают и внимательно слушают, Андрей Николаевич рассказал, что он, имея высшее музыкальное образование, подрабатывает репетиторством — на пенсию инвалида хорошо только ноги протягивать или руку с шапкой на паперти, но оба варианта его категорически не устраивают по разным причинам. Он показал таблицу аккордов, объяснил, что с помощью этого тренажёра можно не только научиться правильной постановке пальцев, но и тому, как перебирать струны при игре. Спросил, имеет ли смысл патентовать изобретение?

Я ответил, что патентовать можно и нужно.

А недавно Андрей Николаевич пришёл ко мне на очередной приём. Я заметил, что одеваться стал он не в пример аккуратнее, за что не преминул его похвалить. Оказалось, он сумел не только запатентовать своё изобретение, но и получить довольно лестные отзывы о нём — кажется, в Санкт-Петербурге, куда он специально ездил для демонстрации возможностей тренажёра.

Помимо денег, вырученных от продажи патента, у него значительно расширилась аудитория учеников в родном городе. А стабильный заработок позволил ему, наконец, сделать предложение руки и сердца одинокой женщине, к которой он давно испытывал симпатию и которую не пугало, что Андрей Николаевич психически болен. В своей жизни ей очень даже было с кем сравнить, и это сравнение оказалось совсем не в пользу тех, бывших, условно психически здоровых.

Что же касается радиоволн — их он чувствовать не перестал. Просто решил для себя, что раз уж его эти волны за столько лет не усвоили, то с чего бы им в дальнейшем вести себя как-то иначе. Опять же — а вдруг сделают сильнее? В любом случае, не стоят они тех душевных терзаний и ответных боевых действий. Правда, сотовым пользуется редко и только через гарнитуру.

А лечение... Да бог с ним, с лечением. За те полтора десятка лет, которые я его наблюдаю, лечение понадобилось ему от силы раза три-четыре, и от того, принимал он лекарства постоянно или бережно хранил их в аптечке, частота обострений не зависела никак. Поэтому мы с ним так и решили: до тех пор, пока не появится насущная необходимость — никаких лекарств. И так уже несколько лет.

http://smham.ucoz.ru/blog/2012-11-16-54