О радиосвязи управления и не только…

Повышение квалификации

Еронин М.П.

Полковник в отставке  Еронин М.П.

О радиосвязи управления и не только…

Третий час занятий по командирской подготовке подходил к концу, когда открылась дверь и, на пороге появился дежурный по ВПС в ЮГВ. Обратившись, как положено, к руководителю занятий, он торопливо произнёс:

– Подполковника Еронина срочно вызывает начальник войск. «Неужели в части что-то случилось?» – подумал я, выходя из класса.

Войдя в кабинет начальника войск, и увидев его разговаривающим по телефону, почему-то подумал, что здесь что-то другое. Лицо НВПС выражало полное непонимание собеседника по телефону. Потому, увидев меня, он без лишних слов протянул мне трубку ВЧ-телефона.

– На, говори с ним сам. Я ничего не понимаю.

Оказалось, что звонивший п-ку Лизунову Ю.М. был начальник войск связи Венгерской НА генерал-майор Линднер Миклош. Обычно он вполне сносно изъяснялся на русском языке, но сейчас, то ли от волнения, то ли потому что говорил по засекреченному каналу связи, понять его русский было непросто. Обменявшись приветствиями, генерал сразу мне сказал:

– Михаил Павлович, у нас большая проблема, мне только что сообщили, что завтра к нам прилетает маршал Куликов В. Г.. Где его разместят – я уже выяснил. Передай п-ку Лизунову Ю. М., что необходимо выделить узел связи. И ещё, дача, где будет находиться маршал, новая и к ней ещё не подведены линии связи. Единственный вариант – это проложить кабель от ближайшей почты, на которую мы сможем проключить канал. Я знаю, продолжил генерал, что по положению мы должны прокладывать эту линию, но у нас сейчас такие проблемы…. Передай Юрию Михайловичу мою личную просьбу, пусть он выделит кабельный взвод.

– Какоё там расстояние? – спросил я.

– Шесть, максимум семь километров, – ответил генерал.

«Хватит и одного отделения», – подумал я про себя.

–Товарищ генерал, подождите, пожалуйста, я сейчас всё доложу своему начальнику.

Выслушав меня, Лизунов Ю. М., как я и ожидал, наотрез отказался выделить даже кабельное отделение.

–Узел мы выделим. Пойдёшь с узлом сам, – добавил он. – Как-никак, не каждый день мы обеспечиваем связь Главкому.

Признаюсь, приблизительно такого решения начальника я и ожидал, поскольку не знаю почему, но с самого начала отношения между Линднером М. и Лизуновым Ю.М. не только не сложились, а наоборот, продолжали медленно, но верно ухудшаться.

Конечно, я прекрасно понимал, что могу стать мальчиком для битья, т.к. если не будет канала связи, то маршал особо разбираться не будет. Оставалось только надеяться, что ПКЛ венгерские военные связисты проложат своевременно.

На следующий день около 9 часов утра, когда до прибытия главнокомандующего Объединенными Вооружёнными Силами государств — участников Варшавского договора оставалось три часа, армейский УПС к-на Совкова Г. прибыл к месту развёртывания. Однако, ни канала, ни кабельной линии ….. ничего!!! И если бы не старший офицер управления связи ВНА п/п-к Фаркаш Дьёрдь, курирующий с венгерской стороны прокладку ПКЛ и предоставление канала на наш узел, можно было бы подумать, что мы ошиблись адресом.

С п/п-ком Фаркашем Д. я познакомился сразу же после вступления в должность командира 309 осбпс. Как потом оказалось, мы два или даже три года учились в одно время в нашей Академии связи. Он прекрасно говорил по-русски и довольно хорошо разбирался как в организации, так и в технике связи. После распада Варшавского Договора и ухода генерала Линднера М. на пенсию, Фаркаш Д. возглавил управление связи ВНА, однако генералом почему-то не стал.

Насколько сложно проложить ПКЛ протяженностью в шесть км. за городом, вдоль асфальтированной дороги и ещё несколько сот метров то ли в деревне, то ли в маленьком городке?

Для наших кабельных подразделений, имеющих кабель, уложенный в “восьмёрки”, как говорится, работы “на один чих”. В течение шести лет, так или иначе, моя служба была неразрывно связана с радиостанциями большой мощности. Не знаю, как и где, но у нас в Алма-Ате для обеспечения межмашинной связи между приёмной и передающей частями радиостанций всегда прокладывались полевые кабельные линии. Режим работы по РРЛ считался аварийным. Так вот, при протяженности кабельной линии около восьми километров, три линейных надсмотрщика и один водитель на Зил -131 прокладывали её не более одного часа. Конечно, казахская степь – это не Венгрия, но хотя бы за два часа это можно было бы сделать? Ну, а если и этого недостаточно, тогда прокладку ПКЛ надо было начинать ещё вчера. Короче, никакой линии к прибытию узла проложено не было. Забегая вперед “обрадую” читателя тем, что не была она проложена ни к исходу дня и даже к окончанию выполнения данной задачи.

Часов в десять, т.е. через час после нашего прибытия в район, я почувствовал, что начинаю нервничать. Крепко пожалел, что сразу не поехал к венгерской почте. А были ли в действительности венгерские кабельщики? Тогда всё сразу бы стало ясно и нам, как говориться, не пришлось бы в последние минуты “метать икру”. Через 15-20 минут, когда вновь появился Дьёрдь, без слов понял, что “дело дрянь”. Он непрерывно курил и уже никак не реагировал на пот, который ручьями стекал с его лица. Конечно, было с чего потеть, его служебная карьера висела на волоске.

Мой внутренний голос уже не говорил, а кричал мне: – «Думай, думай, думай….» В лучшем случае нам оставалось часа полтора. Мысль пришла как-то сама собою. Дело в том, что между точкой, где мы находились и ППД части, расстояние было чуть больше двадцати километров. Хребет, идущий c севера на юг, вдоль правого берега Дуная, создавал для РРЛ превышение в 43-47 метров и потому, даже пытаться установить связь на Р-409 не имело смысла. Слишком большое перекрытие. Тем не менее, я имел с частью устойчивую служебную связь с полным подавлением шумов по приёму. В УАЗ-469 была установлена Р-105 с блоком усиления мощности.

Как правило, мы работали на Р-409 только в диапазоне “B”. Шестиканальный режим, практически никаких помех в эфире, минимальный уровень шума в каналах. Такой результат можно было получить только в диапазоне “В”. А потому, за многие годы это настолько вошло в привычку, что другие варианты, даже при планировании связи, просто не рассматривались.

Вступив в должность командира отдельного станционного батальона, как радист по своей основной специальности и уже в какой-то степени радиорелейщик, сразу обратил внимание на откровенно наплевательское отношение моих подчиненных к радиосвязи. Правда, из радиосредств в части имелась только одна КШМ Р125МT2 и радиостанции Р-105м, установленные в аппаратных. Справедливости ради, надо заметить, неисправных радиостанций обнаружить не удалось, но их аккумуляторные отсеки, судя по их состоянию, открывались в лучшем случае не чаще одного, максимум двух раз в год. А что такое Р125МТ2 и Р-105м? В лучшем случае, это радиосвязь на 5-6 км., в идеальном случае на 7-8 км. А каким же тогда образом, поддерживалась связь из части с колонной батальона, которая начинала своё движение обычно часа в три ночи и пересекала практически весь Будапешт? Случись что в пути, сообщить в часть или запросить помощь из части было невозможно, даже если в составе колонны имелась КШМ. В те времена, даже в Венгрии, о мобильной связи только мечтали, а потому рассчитывать приходилось только на свои силы и средства.

И ещё, несмотря на то, что ВЧ связь с вышестоящим органом осуществлялась по линии, выделенной из сети МГТС г. Будапешта, стационарных средств радиорелейной связи, дублирующих эту проводную линию, на стационарном узле не оказалось. Действующей инструкцией предусматривалось резервирование этой связи полевыми средствами. А вот что делать, когда батальон в полном составе убывал на полевые занятия, учения или иные мероприятия – составители инструкции почему-то не указали. Решить эти две проблемы я решил одновременно, причём удалось это сделать в самые сжатые сроки.

В метрах 10-ти от стационарного УПС на бетонном основании установили антенно-мачтовое устройство Р-404, только вместо парабол мы установили антенны Р-409 диапазона “В”. На вершине головки мачты установили антенну УКВ диапазона с круговой диаграммой направленности, которую использовали радиолюбители для связи в диапазоне 28-29,7 мГц. Естественно, мы её пересчитали на середину диапазона 36-46 мГц. Для питания всех трёх антенн использовали три штатных антенных кабеля от АМУ Р-404 (только не надо мне реплик, по поводу того, что в комплекте Р-404 их только два). Перед установкой мачты были тщательно проверены и качественно обслужены приводы и сельсин-датчики АМУ, загерметизированы все кабельные соединения. Несмотря на то, что сильные ветры в Венгрии большая редкость, по крайней мере, при мне их не было, на всякий случай на каждой лебёдке установили закладной якорь. Что абсолютно точно, то ни одного случая отказа установленного нами АМУ до моего убытия из части зафиксировано не было. Одновременно на стационарном УПС произвели небольшую реконструкцию, добавив туда пару полукомплектов Р-409 с АУ, один комплект СА и, наконец, Р-105м с БУМ старой модификации, в котором использовалась лампа ГУ-50. Поскольку этот БУМ уже выработал свои установленные сроки и кто нам его придарил – я, конечно, уже не помню. Мы малость изменили режим питания ГУ-50, за счет чего удалось заметно увеличить его мощность. Важную роль, конечно, сыграл ещё фидер Р404, предназначенный для работы на частотах свыше 1550 мГц. Он использовался нами на частотах в полосе 36-46,1мГц. В конце концов именно поэтому, находясь на удалении более 20 км. на полностью закрытой трассе, у меня была отличная служебная радиосвязь с частью.

Итак, напомню, что до приезда маршала Куликова В. Г. оставалось максимум 1,5 часа и о канале связи, который должны были предоставить наши коллеги из ВНА, можно было уже забыть. Первое что я проделал, так это дал команду начальнику узла развернуть Р-409 в диапазоне “В”. Кто знает, а вдруг топографы ошиблись или какая другая сила нам поможет. Одновременно согласовал р/данные с техником нашего стационарного УПС и выдал ему азимут, на который следовало развернуть антенну. Напомню, что на АМУ в части имелись две антенны Р-409 и только диапазона “В”. Но как оказалось, топографы нанесли на карту всё правильно и никакие потусторонние силы нам помочь не захотели. Как говориться «Акромя шумов – ничего!» Даже никаких намёков. “Да, но почему на P-105 всё отлично проходит?” – уже спрашиваю сам себя и себе же отвечаю: – “Значит за счёт рефракции!”. И тут меня словно осенило:

– Гена, у тебя антенны диапазона “А” с собой?

Потом сам себе удивился, почему задал такой вопрос.

– А где же им быть? Конечно. А куда им деться? – ответил к-н Совков Г.

– Пулей на крышу и быстренько ставьте антенну диапазона “А”, только поляризацию установите вертикальную, а я поменяю блоки в Р-409 — выпалил ему я.

Снова включив релейку и, опустившись на приёмнике в нижнюю часть диапазона, сразу понял, что приёмник исправен. Радиостанции, в том числе вещательные попадались, но их к счастью оказалось, не так много. Важно было подобрать в самом начале диапазона “А” т. е. в самой загруженной его части такую пару частот, чтобы на этих частотах или рядом вдруг не оказалась какая-нибудь станция, тем более вещательная. И такая пара, конечно же, нашлась. Быстро согласовав её по служебной связи, передал, чтобы на стационарном узле Р-409 перевели в диапазон “A”. Затем выдал команду на отключение от антенны Р-105 с БУМ и подключение вместо них Р-409. После чего обесточил свою радиостанцию Р-105 и БУМ.

Всё, служебной радиосвязи у меня не стало!

Наша самодельная антенна с круговой диаграммой направленности, теперь всё зависело от неё. Надежда установить, таким образом, связь была, т.к. по мощности Р-105 с БУМ хоть и превосходила выходную мощность передатчика Р-409, но лишь на самую малость. Больше беспокоило то, насколько широкополосной окажется антенна. Прошло несколько тягостных минут и вдруг, шумы на приёме Р-409 почти пропали, буквально через пару секунд мы услышали знакомый голос начальника стационарного узла.

Конечно, сигнал был не таким, к какому мы привыкли, но подюстировав антенну с нашей стороны, подстроив БЧР и приёмник, уже работая в трёхканальном режиме, после обмена по каналам генераторами увидели, что уровень шумов снизился чуть ниже -5 Нп. Сразу же поставил задачу начальнику стационарного узла выйти по ВЧ на начальника нашего узла в Матьяшфёльде п/п-ка Овчаренко Виктора Илларионовича и передать ему мою личную просьбу немедленно установить связь по РРЛ с нашим стационарным УПС, принять и срочно закрыть канал, поскольку буквально через 20-25 минут мы ожидаем очень важного абонента. Чуть позже, когда мне кто-то сообщил, что такой разговор с п/п-ком Овчаренко В. И. состоялся — у меня сразу, как говориться, гора с плеч свалилась.

За год или полтора до описываемого события мы с Виктором служили в отделении организации связи ОВПС в ЮГВ. Это был грамотный и очень надежный товарищ, понимавший всё с полуслова. Из него, вне всякого сомнения, получился бы отличный командир полка, жаль вот только его отцы-командиры не позволили ему в своё время поступить в военную Академию. Оказывается, и так бывает, работает офицер, вкалывает, используют его как Фигаро, а приходит время распределять места в Академию – про таких как Виктор Овчаренко забывают. Ну как же, а кто у меня в части работать будет? К сожалению, встречались такие вот командиры. Виктор был не просто мастер связи, он был АС и таких же специалистов всегда старался себе подобрать. А если таких не было, то он их до такого уровня сам доводил.

Сработали они и на этот раз, как я и ожидал, безупречно. Минут через 15 мы имели канал туда, куда и должны были иметь, т.е. на старший УПС в ЮГВ. Оставалось только закрыть канал и выдать его на коммутатор.

Читатель может мне не поверить, но это всё происходило в действительности именно так, как я описываю. И вот финальная часть.

Время 12.00, из спецаппаратной звонит техник и говорит: «Сдаю канал на коммутатор». Проходит 2-3 секунды, поступает вызов от абонента, начальник узла включается в линию, называет свой позывной и слышит: «Здесь Куликов, Москва № ………..» «Заказ принят. Вызову. Я Вам позвоню.» – ответил к-н Совков Г.

Маршал говорил недолго, минут семь или восемь. Всё это время мы сидели тихо, как мыши. В эти минуты нам всё ещё не верилось, что мы это сделали. И даже, когда на коммутатор поступил сигнал отбоя, мы с начальником узла почему-то продолжали молчать, словно пребывали в ступоре. Подобный случай в моей служебной практике был один единственный раз и, как говориться, Слава Богу!!!

 

Конечно же, читатель вправе задать мне вопрос, а что же наши братья по оружию? Какова была реакция венгерской стороны?

Представьте себе, никакой!!! К сожалению это был первый, но не последний случай подобного взаимодействия. Из чего я сделал для себя вывод — рассчитывать надо, прежде всего, на свои силы.

Проходя службу в ОВПС, мне пришлось, вплотную соприкоснулся со 162 оррбпс в Сольноке. Удивительно, насколько высок был здесь уровень подготовки практически всех категорий военнослужащих! Как-то так уж получилось, начальники станций в основном были молодые офицеры, многие из них ещё только лейтенанты, но как легко с ними было работать. Очень толковые были и командиры рот. Развернуть станцию на оценку отлично? Да запросто! Собственно других оценок и не было.

И вот другой пример, который почему-то и по сей день никак не выходит у меня их головы. Однажды, кажется весной 1983 года, в ходе очередного КШУ на одном из пунктов управления, я стал невольным свидетелем того, как экипаж венгерских военных связистов разворачивал Р-404. Это надо было видеть! Развертывание продолжалось весь световой день!!! Если предположить, что любой, даже самый бестолковый командир, обязательно направит на КП наиболее подготовленный экипаж, то можно было только представить, а что же творилось тогда на радиорелейной линии, и была ли она вообще.

Однако, оставим в покое венгерских связистов и вернёмся к связи управления.

Прибыв в 29 оппс, в первый же вечер, а точнее ещё только подъезжая к полку, я выразил, встретившему меня на вокзале НШ п/п-ку Шишкову А. В., своё откровенное возмущение по поводу кривых радиомачт установленных на крыше штаба части. А въехав в часть, сразу же вызвал начальника стационарного узла и спросил его, на каком основании он позорит нас, связистов ВПС, перед местным населением. После этого разговора ни уродливо стоящих радиомачт, ни покосившихся мачт радиорелейных и тропосферных станций в своей части я уже не встречал никогда.

Вступив в командование полком, сразу же поставил задачу установить в комнате, соседствующей с моим рабочим кабинетом радиостанцию Р-130.

Дверь в эту комнату я всегда держал открытой и независимо от того что происходило в кабинете одно ухо радиста было на своём посту. Позднее, наши коллеги, дислоцировавшиеся в Гардабани, подарили мне, как бывшему радиолюбителю, списанный приёмник Р-250, который я установил дома. Известно, что Р-250, который только лет на восемь-десять моложе меня, не предназначен для приёма однополосного сигнала. Однако если его перевести в телеграфный режим, то путём изменения частоты тон-генератора (иногда радиолюбители называют его третьим гетеродином) можно добиться вполне сносного приёма сигнала в однополосном режиме. Качественного восстановления сигнала, конечно, не будет, но о чём идёт речь — понять можно. Таким образом, находясь дома, я всегда мог контролировать свою радиосеть. Чуть позже читатель поймёт, что в этом у меня была острейшая потребность.

В командирском УАЗике мастерская связи установила Р-105м с блоком усиления мощности и соответствующую антенну.

Прошло месяца три и, видимо, я так допёк своих новых подчинённых с радиосвязью, что, не откладывая в дальний ящик, они решили меня, радиста, как говорится, “провести носом по батарее”. В начале декабря 1989 года, часов в десять утра, ко мне в кабинет влетает командир радиостанционного бат-на п/п-к Милованов В.И. и докладывает:

– Товарищ подполковник радиосеанс с Москвой на грани срыва. Начальник передающей части ст.л-т Добера А. не может установить заданный режим работы. Офицеры говорят, что Вы хорошо знаете Р-135. Пожалуйста, окажите нам помощь.

Насколько я помнил, ранее, у нас всегда практиковалось т.н. безречевое вхождение в связь. А сейчас, по словам комбата, старшая станция вдруг затребовала, чтобы установление связи происходило в режиме частотной телеграфии. Меня это сразу как-то насторожило — “ Возможно, что изменилось или проверяют, насколько подготовлен экипаж”- подумал я.

– Комбат, если ты на машине, то не будем терять времени – ответил я.

Минут через 15-20 мы подъехали к передающей части, у которой стояли три офицера, в том числе и ст. л-т Добера А. попытавшийся мне что-то доложить. Вместо принятия доклада я быстро обошёл вокруг машины, осмотрел правильно ли собран контур заземления и подключена ли к выходу передатчика фидерная линия. Однажды, это случилось на ЦОПУПСе, на сборах, когда я находился в 1,5 — 2-х метрах от дверей передающей машины и ещё только намеревался войти внутрь КУНГ(а) меня вдруг довольно сильно ударило шаговым напряжением. Поэтому, прежде чем войти в аппаратную, тем более мне незнакомую, всегда, по крайне мере внешне проверяю, подключено ли заземление, а затем, прежде чем поставить ногу на лестницу, обратной стороной ладони слегка касаюсь оголённой металлической поверхности кузова. Что касается передатчика, тем более большой мощности, то его ни в коем случае нельзя включать при отключённой нагрузке, т. е. антенне. Как только я вошел в аппаратную, за мной попытались войти комбат и штатный начальник, однако, жестом я попросил их освободить лестницу и молча захлопнул за собой дверь. Этого они от меня, наверное, никак не ожидали. Прапорщик, начальник приёмной части, не заставил себя ждать и сразу быстро в нескольких словах обозначил проблему. Надо сказать, что прапорщик Иван Майбогин радистом был отличным, на все запросы реагировал мгновенно. Я не помню, чтобы за всю нашу совместную службу в его адрес были какие-то нарекания. Собственно, ещё в пути я прикинул, что надо было проделать, поэтому все манипуляции заняли у меня не более двух-трёх минут. Надо было согласовать с начальником приёмной части, по какому информационному каналу ММС он будет давать работу ключом, одним шнуром произвести необходимую коммутацию, включить телеграфный блок, и проверить его работу. Затем на возбудителе установить режим ЧТ, с указанным сдвигом и убедится в соответствии, “нажатия” и “отжатия” телеграфного ключа, Стремительно проделав всё это, включил высокое напряжение на стойке управления и передатчик «ожил». Стрелки приборов на телеграфном блоке и возбудителе заплясали в такт с нажатием-отжатием ключа. Мгновение спустя из динамика ММС раздался радостный вопль пр-ка Майбогина:

– Ура-а-ааа!!! Работает! Всё работает!

Теперь спешить было некуда. Медленно спустившись по лестнице, подошел к своим приунывшим офицерам и, дабы снять напряжение, говорю:

– Слушайте анекдот: Просыпается художник, с дикого похмела, и говорит – «Мастерство не пропьешь. А жаль…»

– Ну что, Вячеслав Иванович, поедем назад? – обратился я к командиру батальона.

– Если позволите, я лучше останусь здесь, – протянул п/п-к Милованов В. И.

– Решай сам. Я не против, – и сел в машину.

По дороге в часть начал вспоминать, когда же в последний раз мои руки касались органов управления передатчика Р-135. В январе 1986 года я был назначен старшим офицером отдела ВПС в САВО по радио и космической связи, затем в 1978 году академия…. Получалось, что-то более тринадцати лет.

Да, наверное художник был прав… . Даже сегодня, если потребуется, т.е. двадцать пять лет спустя, могу зайти в радиостанцию, причём это может быть не только Р-135, сяду, спокойно осмотрюсь, напрягу свою память и руки сработают. Безусловно, не так быстро как в молодости, но то, что смогу обеспечить связь – это, вне всякого сомнения.

О нагрузке, которую в то время испытывал полк, ещё успею рассказать, а пока мне хотелось бы, остановиться на одном случае, который наглядно показал, что такое радиосвязь управления и какова её значимость в боевых условиях.

За точность даты не ручаюсь, возможно, если и ошибусь, то только на один-два дня. Итак, предположим, 11 января 1990 года, часов в пять или шесть утра практически всё командование полка, начальники служб, командование радиостанционного батальона прибыли на службу. Вызвано было это тем, что мы отправляли в г. Степанакерт довольно большую колонну техники, на продолжительный срок, для обеспечения ПС с полномочным представителем президента СССР в НКАО Вольским А. И. Колонну возглавлял один из самых опытнейших офицеров – старший инженер полка м-р Ефремов Александр Николаевич. Позднее ему заслуженно было присвоено воинское звание на ступень выше занимаемой должности – подполковник. Прекрасный был офицер, спокойный, рассудительный, неторопливый, однако всё у него всегда получалось вовремя и, главное, правильно. Никогда не слышал, чтобы он на кого-то повысил голос. Здесь надо честно признать, что в течение нескольких лет он фактически исполнял обязанности заместителя командира полка, а затем бригады, по вооружению. Очень жаль, что пожил он маловато. В начале 2012 г. скончался.

Всё, казалось бы, шло своим чередом, все заместители, начальники служб, каждый по своей линии докладывает о готовности техники и людей к убытию из части. Дело в том, что одним или двумя днями ранее, противостояние между Азербайджаном и Арменией переросло в вооружённый конфликт, а потому совершенно не представляя дальнейшее развитие событий, нам надо было всё предусмотреть и укомплектовать убывающую команду всем необходимым по максимуму. Вдруг ко мне неуверенной походкой подходит командир радиостанционного батальона п/п-к Милованов В. И. и извиняющимся тоном докладывает:

– Товарищ подполковник, начальник станции спутниковой связи ст. л-т С. отказывается выезжать на выполнение задачи, мотивируя тем, что в полк поступил приказ о его переводе в другую часть.

Здесь надо сказать, что я всегда помнил о том, как меня, ещё «зелёного лейтенанта», командование полка, можно сказать, инициативно, после полутора лет службы в г. Мары направило в г. Алма-Ату. А потому, независимо от воинского звания офицера или прапорщика, его занимаемой должности и продолжительности службы в Рустави, никогда не препятствовал ему в смене места службы. Лично сам отбирал и направлял для учёбы в академию самых достойных и перспективных офицеров.

Признаюсь, что с подобным явлением я столкнулся впервые, и для меня это было настолько неожиданно, что поначалу даже отказался в это поверить. Не стал поднимать никакого шума и предложил комбату пригласить отказника ко мне для беседы. Первое, о чём спросил его:

- Товарищ ст. л-т, знаете ли Вы, что после прибытия в часть приказа о переводе офицера, командир полка вправе его задержать на срок, до одного месяца?

- Да. Я об этом проинформирован.

Далее я предложил ему, поставить себя на место командира полка и заменить его любым другим офицером из числа имевшихся в полку. Естественно, найти подходящую кандидатуру он не смог. Вторая станция СС уже выполняла другую реальную задачу, а потому других “космонавтов” в части просто не было. Тогда я его спросил:

– Ты когда-нибудь слышал чтобы п/п-к Еронин что-то пообещал офицеру, а затем не сдержал своего слова, не выполнил обещания? Так вот, я тебе обещаю, и могу об этом заявить публично при всех, что ни одного дня свыше срока определённого приказом я тебя не задержу. Каким образом я разрешу эту проблему – это уже не твоя забота, а командира части.

Не знаю почему, но офицер «закусил удила» и никакие мои слова на него воздействия не возымели. Кстати, в полку он слыл либералом и открыто признавал, что демократические ценности, права человека – для него были смыслом жизни.

Потом я не раз его вспоминал, поскольку такие вот либералы как ст. л-т С. и угробили Советский Союз.

Последнее, что я мог ему предложить, выразил быстро и достаточно конкретно, перейдя на официальный командирский язык:

– Нам поставлена реальная боевая задача. Я, как командир части, обязан её выполнить. Моё решение: Вы сейчас убываете во главе своего экипажа в указанный район. По прибытии на место развёртываете станцию, устанавливаете связь. К моменту Вашего прибытия, мы вместе с командиром батальона определимся с офицером, из числа тех, кто также следует в Степанакерт, которого Вы в течение двух-трёх дней подучите, а затем передадите ему станцию. Далее Вы самостоятельно прибываете в часть, представляете акты приема-сдачи станции, рассчитываетесь со всеми службами, забираете семью и убываете к новому месту службы. В противном случае я буду вынужден отдать Вам приказ перед строем со всеми вытекающими из него последствиями.

Я прекрасно понимал, что превысил свои полномочия, и в той обстановке это был не самый лучший вариант решения, но не тупиковый. Станция космической связи без начальника – это так зыбко, но я почему-то подумал, что там наверняка окажутся “космонавты” из частей связи МО и они нам, конечно же, помогут. В любом случае вся ответственность ложилась на меня.

И, тем не менее, офицер моё решение не принял.

Больше колонна ждать не могла, а потому я быстро построил офицеров и перед строем, под козырёк, отдал ст. л-ту С. приказ на убытие в г. Степанакерт, на выполнение реальной задачи по связи. Не дождавшись ответа, спросил ст. л-та С. всё ли ему понятно и, получив утвердительный ответ, дал команду разойтись. Минут через десять колонна покинула городок части, без ст. л-та С.

Как только начальник УВПС на ЮН генерал Волков Ф. Н. прибыл на службу – доложил ему о происшедшем.

Видимо, Феликса Никаноровича это так потрясло, что он сразу же мне дал команду:

– Готовь телефонограмму на имя начальника штаба войск ПС генерала Самохина Р.В., а я ему сейчас доложу по телефону.

Не помню уже в какое время, но в тот же день, мы получили телефонограммой распоряжение о представлении документов к досрочному увольнению в запас ст. л-та С. А час или два спустя пришла ещё одна телефонограмма, в которой говорилось, что ближайшим рейсом из Москвы в Тбилиси вылетает экипаж станции спутниковой связи, два офицера и четыре военнослужащих срочной службы. Как потом оказалось, все они были из ЦОПУПС(а).

 

 

Ближайший рейс из Москвы был на следующий день, причём после обеда. Для доставки экипажа СКС выделили два автомобиля – Уаз-469 и КШМ Р-142. Поскольку дорога в столицу Нагорного Карабаха г. Степанакерт пролегала через районы, где в любой момент могли начаться боевые действия, мы назначили несколько человек для охраны. Старшим убывающей команды был назначен старпом по РКС м-р Гриб Валерий Фёдорович. Несмотря на свою молодость, в своём деле это был профи высокого класса. Грамотный, целеустремлённый офицер и, пожалуй, один из самых толковых офицеров штаба. Что заметно отличало его от других — он всегда мог аргументировано отстоять свою точку зрения, и при этом ему было не важно, кто являлся его оппонентом, командир части или штабной писарь. М-р Гриб В. Ф. отлично владел оружием, например, по стрельбе из пистолета равных в полку ему не было. После распада СССР он продолжил службу в системе правительственной связи Украины. Около года назад, выслужив установленный срок Валерий Фёдорович, уволился в запас с должности соответствующей нашему командиру полка, в воинском звании полковник.

К большому моему сожалению, сейчас я уже не помню фамилию прапорщика, который временно исполнял обязанности начальника КШМ. Был он, как и многие другие из числа прикомандированных, как потом оказалось, человеком не робкого десятка, весьма находчивый, да и радист отменный.

Сейчас мне трудно припомнить в какое время суток это произошло, но точно помню, что в рабочем кабинете я был один и работал с документами. Вдруг на частоте Р-130 услышал как кто-то быстро и как-то нервно, несколько раз подряд включается на передачу. Уже потом, после состоявшегося сеанса связи, до меня дошло, что этим самым, товарищ прапорщик пытался привлечь к себе внимание. Сигнал был сильный, а потому подавление шумов было практически полное. Почувствовав что-то неладное, я прошел в соседнюю комнату, где стояла радиостанция. Только взял в руки гарнитуру – опять пропадание шумов, а затем еле-еле слышно, шепотом: – «Лоцман-01», я… Как слышно? Приём».

Меня передёрнуло от тревожного предчувствия. Обычно напрямую меня никто никогда не вызывал, т.к. вся работа проходила через главную радиостанцию сети, где круглосуточно дежурили операторы. Бывали, конечно, случаи, и не раз, когда я вмешивался, но чтобы корреспондент вызывал непосредственно меня – это впервые. Всех своих начальников КШМ я и без позывных узнавал по голосу. Тем не менее, практически мгновенно я понял, с кем говорю и потому сразу же задал вопрос:

– Что случилось? Почему я тебя так тихо слышу?

В ответ так же шепотом:

– Нас захватили, громче говорить не могу, иначе меня обнаружат.

Конечно же, мы оба пытались соблюдать правила радиообмена, правила СУВ, но когда прапорщик сказал, что слышал несколько громких выкриков: «Расстрелять их!», то потребовал от него быстро и как можно короче, изложить открытым текстом что произошло.

Оказалось, что наша группа, достигнув г. Шамхор, под угрозой применения оружия вынуждена была повернуть назад и при въезде в г. Тауз была захвачена отрядом азербайджанского «народного ополчения». Позднее удалось выяснить, что этот отряд, как и многие другие, был создан стихийно после ввода в столицу Азербайджана ВДВ и других частей СА. Естественно, какое-либо чёткое руководство этими отрядами на тот момент отсутствовало, а потому господствовавшая в них анархия могла обернуться для наших военнослужащих трагически.

Минут через пять или семь прапорщик уже наоборот, очень громко доложил мне, что в дверь аппаратного отсека ломятся боевики и требуют открыть дверь, угрожая, что обольют машину бензином и подожгут. Тогда я попросил его установить максимальную громкость и, если они вдруг не услышат меня, передать боевикам, что командование части о случившемся знает и уже предпринимает все меры по освобождению военнослужащих и наказанию виновников их задержания. После чего дал ему команду обесточить аппаратуру и сбить настройки радиостанции. Последние мои слова были: «Если они захотят вступить с нами в переговоры, то только с твоей помощью».

Даже в этой отвратительной ситуации хоть что-то да сработало в нашу пользу. В момент захвата, аппаратный отсек КШМ, где находился прапорщик, был заперт изнутри и в него «ополченцы» заглянуть, не удосужились. Да и вряд ли кто из них знал о его существовании. Это позволило прапорщику, не обнаруживая себя на какое-то время усыпить бдительность боевиков, после чего выйти в эфир. Как позднее мне докладывал м-р Гриб В. Ф., после того как боевики узнали, что командованию части уже известно об их деянии, спеси у них как-то резко поубавилось. Может поэтому они и отказались вступать с нами в переговоры напрямую. Захват нашей группы командиры бандформирования мотивировали только одним – «Вы следуете на территорию Армении с целью оказания помощи её вооруженным силам. Сдайте своё оружие, после чего мы доложим своему руководству и тогда вас, возможно, отпустим. Прямых улик, что группа следует в Армению, у них не было. В путевых листах было записано «Рустави – район учений». Может быть, кто другой и поддался бы на их увещевания, но только не м-р Гриб В. Ф. Надо отметить, что в той ситуации все наши солдаты, сержанты, прапорщик-начальник КШМ, офицеры проявили железную выдержку, никто из них себя пленником не считал, и вели они себя более чем достойно.

Далее события развивались настолько стремительно, что сейчас я вряд ли смогу воспроизвести всё в точности. Во всяком случае, отчётливо помню, что первым делом попросил телефонистку соединить меня с генералом Волковым Ф. Н., через дежурного по части вызвал своих заместителей. Поскольку в это время обстановка в Баку была более чем накалена, начальник УВПС на ЮН генерал Волков Ф. Н. был на своём рабочем месте. Что мне всегда нравилось в Феликсе Никаноровиче – сколь ни сложна была обстановка, он никогда не терял самообладания. Внимательно выслушав меня, задал только один вопрос:

– Что думаешь делать?

– Собираю заместителей. Они о случившемся ещё не знают. Сейчас их проинформирую, и будем думать вместе.

– Хорошо, – ответил генерал. – Собирайте информацию, думайте, решайте, а я доложу Самохину Р.В. .

Прошло минут семь или восемь. Мои заместители осмысливали непростую ситуацию. Зазвонил ВЧ телефон. Поднял трубку, представился и сразу услышал знакомый спокойный голос начальника штаба ВПС генерал-майора Самохина Р. В.

– Привет, командир. Что у тебя там случилось?

Я подробно доложил о случившемся.

Роберт Васильевич не задал ни одного вопроса, а только сказал:

– Хорошо, командир, давайте думайте сообща. Вам на месте виднее, только никаких самостоятельных действий не предпринимай. Будет новая информация – звони мне напрямую.

 

Сутки из своих кабинетов никто не выходил, ни генерал Самохин Р. В., ни генерал Волков Ф. Н.. Только могу представить себе, по сколько пачек сигарет выкурил каждый. Я тогда тоже курил. Напряжение немного спало только на вторые сутки, когда из властных структур Азербайджана на самом верху, были получены заверения, что с нашими военнослужащими ничего не случится и в самое ближайшее время они будут отпущены. И действительно, к исходу вторых суток группа наших военнослужащих на своём автотранспорте в сопровождении районного прокурора по Таузскому району и начальника горотдела КГБ г. Тауз прибыли к Красному мосту. На другой стороне моста начиналась территория Грузии.

Вся эта история завершилась в предельно короткий срок, без каких-либо потерь, причинения кому-либо и какого-либо (кроме морального) ущерба. И если бы не генерал Самохин Р. В., генерал Волков Ф. Н. и товарищ прапорщик, который сумел своевременно сообщить о случившемся, исход её мог быть совершенно иным.

Читатель должен понять, что происходило всё это на фоне армянских погромов на территории Азербайджана и вводе войск в Баку.

Замечу, что в эти дни только в г. Баку от нашего полка функционировали три армейских УПС. Прибыли они туда заблаговременно, когда обстановка позволяла это сделать.

Утром следующего дня московский экипаж СКС вместе с майором Гриб В. Ф. вылетел в г. Степанакерт на вертолёте.

Эту историю можно было бы считать законченной, однако мне хотелось бы ещё заострить внимание на том что, после этого события отношение всех категорий военнослужащих к радиосвязи управления изменилось коренным образом в лучшую сторону.

К сожалению, обстановка в Закавказье с течением времени продолжала только ухудшаться и нам пришлось ещё не раз, на своём опыте, убедиться, что без полноценной связи управления, как в известной песне «…и не туды и не сюды». Без радиосвязи многие задачи по обеспечению ПС могли бы оказаться под угрозой срыва или даже невыполнения.

Через полтора года началась передислокация бригады на территорию России. К этому времени наша система связи управления работала чётко, как хорошо отлаженный часовой механизм. Где-то с конца ноября 1992 года мы начали вплотную взаимодействовать с военно-транспортной авиацией. Служебная радиосвязь и здесь, причём не раз, продемонстрировала свою исключительность. Приведу один пример, подтверждающий эту исключительность.

Был период, когда связь между Грузией и Россией лишь чуть дышала. Дозвониться куда-нибудь, в т.ч. по военной системе связи, было не только сложно, но зачастую и невозможно. Надеюсь, что позднее я смогу рассказать об этом поподробнее.

В течение нескольких месяцев не работало телевидение Грузии.

И вот представьте себе, нахожусь я в своём рабочем кабинете и друг слышу: «Лоцман-01, я борт 76… как слышно? Приём». Естественно я сразу понял, что меня вызывает экипаж самолета Ил-76, но борт с таким номером в наших интересах не работал. Тем не менее, я ему ответил, что слышу хорошо.

– Прошу помощи в получении «ДОБРО» на «Вазиани».

Здесь, я должен пояснить что, не являясь авиаспециалистом знал, что слово «ДОБРО» несёт огромную смысловую нагрузку. Это, прежде всего, означает, что нижняя граница облаков и видимость на ВПП в момент посадки запрашивающегося воздушного судна, будет не хуже того метеорологического минимума, которым обладает командир корабля. Исключительно важными являются скорость и направление ветра, температура воздуха и влажность. Ещё есть у пилотов такое выражение как “проход через точку ноль”, которое характеризует сочетание всех погодных факторов, при котором только начинается образование льда на ВПП. Аэродромное оборудование и службы готовы не только принять самолёт, но и выделить под него стоянку, обеспечить его выгрузку, дозаправку и загрузку, предоставить экипажу питание, предполётный отдых, медицинский осмотр и т.д. и т.д. В нормальных условиях запрос и выдача «ДОБРО» обычно проходит по каналам связи ВВС с обязательным документированием. И вот ко мне обращается, может сам командир Ил-76, а может его радист и просит меня посодействовать в получении «ДОБРО». Я, конечно же, не мог ему отказать и попросил немного подождать. К тому времени с отделом авиации у нас была прямая линия, по которой я и доложил дежурному, что на «Вазиани» по радио запрашивается такой-то борт и что мне ему ответить. Да, забыл пояснить, «Вазиани», так назывался военный аэродром, который находился довольно близко от нашего военного городка. Дежурный попросил меня немного подождать. Действительно, не прошло и минуты, как он сказал:

– Да такой борт мы ожидаем. Выдавайте ему «ДОБРО».

Я конечно же был крайне удивлен и потому переспросил:

– Что, мне так вот и выдавать ему «ДОБРО»?

– Так точно, товарищ полковник, так и выдавайте, – ответил дежурный и продолжил, – Другой связи у нас с ними пока нет.

К тому времени с отделом авиации ЗакВО у нас сложились очень хорошие деловые отношения, практически каждый день приходилось по нескольку раз туда звонить, что-то уточнять и согласовывать, но выдавать «ДОБРО» на вылет воздушного судна, это уж как-то слишком. Озадаченный такой ответственностью, я вызвал борт и передал командиру Ил-76, как потом оказалось, это был именно он, (и однажды я даже видел его на вышке РП), что ему выдано «ДОБРО», и он может вылетать прямо сейчас.

– Спасибо за помощь! Запускаюсь! – ответил командир.

Для неверующих могу лишь добавить, что в момент нашего разговора самолёт стоял на земле и находился от Рустави на удалении не менее, тысячи километров. Конечно, понимая всю ответственность, которая так внезапно на меня свалилась, я сразу же прозвонил руководителю полётов на «Вазиани». Оказалось, что он уже обо всём знает и назвал мне ориентировочно время прибытия борта. Тем не менее, я попросил РП, чтобы он после его приземления позвонил мне, чтобы я мог снять с себя этот груз. Завершая авиационную тему, могу лишь добавить, что мне не раз приходилось вести радиообмен с самолётами находящимися на земле и в воздухе, в том числе и самому из самолёта выходить в свою радиосеть.

Однажды командир экипажа АН-22. следуя в распоряжение нашей бригады, имея на траверзе г. Воронеж сам вышел по радио на меня. Качество связи при этом было устойчивое, слышимость и разборчивость речи отличная. Причём происходило это, помню очень хорошо, ближе к вечеру, т.е. в такое время, когда ухудшалось прохождение радиоволн, в силу чего качество связи, обычно резко снижалось. Расстояние между объектами читатель может определить самостоятельно, по карте.

Вот Вам и Р-130!!!

И последнее, возможно не совсем относящееся к заявленной теме.

К началу 1993 года нам удалось вывести на территорию России порядка 70% боевой техники. Воздушный мост в наших интересах действовал безупречно и мы уже понимали, что если вывод всех ресурсов продолжится в таком ритме и далее, то к концу мая передислокацию бригады мы завершим. Однако в большинстве частей ЗакВО, ситуация с выводом была более, чем безрадостная, а в некоторых вообще унылая. К категории таких вот частей, можно было отнести и наших коллег из Гардабани, которые в результате всех этих скоропалительных реорганизаций, не иначе, как волею случая или воли известно, кого, оказались вдруг в ФАПСИ. Нельзя сказать что там никто ничего не делал, просто помощи от руководства, как и нам, практически никакой, а ситуация в которой они оказались на них не работала. И если бы мы не выделили им два самолёто-рейса ИЛ-76 трудно предположить, как им пришлось бы, например, поступить со своей техникой. Сейчас в это трудно поверить, но для них даже отправка личных и домашних вещей офицеров, прапорщиков и членов их семей составляла огромную проблему.

Пытаясь хоть как-то активизировать вывод боевой техники, на одном из совещаний руководящего состава ЗакВО начальник штаба округа генерал-полковник Звинчуков Н. И. отдал устное распоряжение. Надо думать, затем оно было оформлено соответствующим образом, иначе на каком бы основании командиры частей МО начали передавать нам технику связи. Так вот, в соответствии с этим распоряжением, в целях укрепления боевого потенциала России, командирам и начальникам всех видов и родов войск, независимо от их ведомственной принадлежности, надлежало наиболее ценную, состоящую на вооружении и находящуюся на хранении боевую технику, передавать в те части ЗакВО, которые были способны доставить её в Россию.

Естественно понимая что, факт развала СССР и его Вооруженных Сил есть объективная реальность, преследуя в той далеко не простой ситуации, интересы России, я, как командир 16 обрвпс, принял решение получить в частях связи ЗакВО только новую, выпуска 1990-1991г.г., наиболее ценную технику связи. В основном это были станции спутниковой и тропосферной связи, магистральные автоматизированные комплексы радиосвязи, кабель, штабные автобусы и многое др. Всего около сотни машин. Разумеется, оказавшись на территории России, вся эта техника связи, которую мы получили в частях связи МО РФ, автоматически перешла в собственность ФАПСИ.

В мае 1993 года, после получения нашими военнослужащими техники связи в одной из воинских частей связи ЗакВО, ближе к вечеру колонна, как обычно, следовала в ППД. И вдруг, на одном из перекрёстков, её внезапно остановила группа неизвестных с оружием в руках, которые представились неким законным грузинским военным формированием. Не обращая внимания на протесты наших военнослужащих, эти вооружённые люди бандитской наружности насильно, под угрозой применения оружия, препроводили нашу колонну в якобы свой военный городок. Получив по радио информацию о захвате колонны, немедленно доложил о происшедшем дежурному по УВПС (в конце апреля – начале мая 1992 г. УВПС на ЮН было упразднёно и бригада была переподчинена штабу войск напрямую) полковнику Борецкому М.С. Одновременно, направил к месту происшествия для оказания помощи, своего первого заместителя – начальника штаба подполковника Старосельского В. М. Однако, его переговоры с главарями к результату, который мог бы нас удовлетворить, не привели. Бандиты предлагали нашим военнослужащим свободу в обмен на боевую технику. И тогда, всё-таки ещё надеясь на помощь своего руководства, поздней ночью попросил дежурного по УВПС позвонить домой генералу Иванову О.В. и передать, что командир 16 обрвпс ждёт конкретной помощи. Минут через десять мне позвонил Борецкий М. С. и передал почти дословно, слова моего непосредственного начальника: «Не ввязывайся в это дело. Пусть Еронин выпутывается сам». Пришлось выпутываться.

С большим трудом, через приёмную президента Грузии, Министерство Обороны Грузии, ситуацию удалось переломить в нашу пользу. Ничего, не потеряв в этом противостоянии, наша колонна примерно через сутки возвратилась в расположение бригады.

Через день или два командир 16 обрвпс получил распоряжение за № 1/9/881 от 28 мая 1993 года, седьмой пункт которого запрещал приём техники связи от частей связи МО. Указанное распоряжение, подписали два генерал-майора: Иванов О.В. и Шанкин Б.П. Такие вот патриоты нами тогда и командовали.

Сравните действия генералов Самохина Роберта Васильевича и Волкова Феликса, Никаноровича, двух бывших суворовцев. Как они исполняли свой воинский долг. Сутки не спали, но сделали всё от них зависящее для того, чтобы их подчинённые оказались на свободе. И вот, полное безразличие генерала Иванова О. В. к своим солдатам, прапорщикам и офицерам, оказавшимся примерно в такой же ситуации. Не понимаю, у кого хватило ума изгнать генерала Самохина Роберта Васильевича и вместо него назначить п-ка Иванова О.В. К переворотным событиям 19-го августа 1991 года, генерал майор Самохин Р. В. никакого отношения не имел, поскольку в тот день отмечал день своего рождения. Никакими счетами, на которых хранились крупные суммы, не говоря уже о счетах на миллионы долларов в швейцарских банках, как у некоторых руководителей ФАПСИ, не могло быть и речи. Надо полагать, Роберт Васильевич просто кому-то очень здорово мешал, а потому был оклеветан и отправлен в запас. В результате пострадали все войска ПС.

 

Очень надеюсь, что кто-то из действующих офицеров прочитает эти строки и возможно кому-нибудь они пойдут на пользу.

Хочу добавить, что сегодня, почти каждый мальчишка в возрасте 8-10 лет владеет компьютером, в большинстве случаев, гораздо лучше, чем его дедушка или бабушка. Радиостанции КВ диапазона (типа Р-130) или УКВ (типа Р-105, Р-107) гораздо проще, чем компьютер, но значимость их, особенно в боевых условиях, трудно чем-либо измерить. От умения своевременно передать старшему начальнику необходимую информацию может зависеть не одна жизнь. А потому, если бы можно было вернуться назад, в те времена, непременно добился бы, чтобы каждый водитель, штабной писарь, свинарь, повар, фельдшер санчасти, в общем, все военнослужащие вверенной мне военной структуры умели пользоваться средствами радиосвязи. Ведь рано или поздно, но это обязательно сгодится, ну а если нет – будем считать, что люди только расширят свой кругозор.

http://lazarev35.webtm.ru/?p=130