Виталий Брусникин свой первый радиоприемник собрал в 11 лет, но опыт оказался неудачным – приемник не заработал. Пришлось почитать умные книжки и исправить ошибки. А потом физик и радиолюбитель собрал свой первый домашний компьютер, кстати, в одно время со Стивом Джобсом – в 1986 году.  Когда же Брусникин увидел, что радиоприемники становятся ненужными и отправляются на помойку, решил: надо их спасать — и так появилась одна из лучших  коллекций. А с некоторых пор – один из немногих  музей связи, созданный из частной коллекции. 

 

— Виталий, говорят, что вы первый в России создали сайт о старом радио – это так?

— Я общаюсь с радиолюбителями и коллекционерами, и они признают, что мой интернет-сайт, существующий с 1998 года, – самый первый в России по тематике старого радио.

— Почему радиодело?

— У нас в семье это увлечение переходит через поколение. С детства перед глазами картинка: дед, ремонтирующий радиоприемник или терпеливо крутящий ручки в поисках сигнала. Дед был журналистом, прошел через две войны — гражданскую и Великую Отечественную. C последней в качестве трофея привез немецкий радиоприемник.

— В вашей коллекции есть этот приемник?

— Дедовского нет, но есть другой трофейный приемник.

— А самые первые радиоприемники есть?

— Вот они, выпуска 20-х годов прошлого века, — Виталий подводит к полочкам, где стоят совсем небольшие аппараты. Ну, чтобы было понятно – размером примерно с квадратную коробку, в которую можно упаковать чайный бокал. Рядом с одним — по виду надежные наушники на толстом проводе. На втором красуется лампа – я похожие видела в детстве в телевизоре.

— Да, видите, как гордились тем, что детекторные радиоприемники заменили ламповыми – это потом лампы стали прятать внутрь.

— Они такие маленькие, как портативные…

— Ну, что вы, о какой портативности может идти речь? Для того чтобы воспользоваться таким радиоприемником, его нужно было подключить к стационарной антенне. Приемников в принципе было мало, они устанавливались в красных уголках, библиотеках или избах-читальнях. Кстати, мой дед весьма тщательно хранил все документы, за что я ему очень благодарен – это та история, которая важнее и дороже всего, собранного мной. Так вот, дед работал в одной из таких изб-читален, и у него даже в трудовой книжке есть запись: «Избач».

— То есть он был тем человеком, который заводил граммофон и включал радио?

— Да, именно так. На самом деле аппараты довоенного времени – большая редкость. Их было немного в пользовании у населения, а когда началась Великая Отечественная война, всем гражданским было приказано сдать радиоприемники, чтобы у врага не было возможности вести радиопропаганду. Так что их осталось действительно очень мало.

А вот это первый громкоговоритель «Рекорд», сделанный из бумаги, но достаточно надежный – им и сейчас можно пользоваться. Такие громкоговорители можно увидеть чуть ли не во всех советских фильмах о войне или послевоенном времени – бумажная «тарелка», которая крепилась к стене или стояла на столе.

После довоенных и военных радиоприемников музейные экспонаты становятся все более внушительны в размерах и разнообразны в оформлении. Глаз не могу оторвать от большого красного радиоприемника и не верю, что такими люди пользовались по назначению, а не просто ставили для красоты.

— Это приемник «Звезда» — точная копия французского радиоприемника. Видимо, кто-то из советского начальства побывал во Франции и сказал: будем делать так. От прототипа его отличает только маленькая звездочка – видите, вот здесь. Большие приемники, конечно, были дорогими, да и по размерам понятно, что смотрелся такой радиоприемник только в просторной квартире сталинской архитектуры. Простое население пользовалось аппаратами поменьше, попроще и подешевле, — говорит Виталий Брусникин и показывает на невзрачную квадратную коробочку с динамиком.

А чуть в стороне стоит большой, но изящный радиоприемник на тоненьких ножках – почему-то вспомнился фильм «Кто боится Вирджинии Вульф».

— Да, это аппараты 60-х годов. Здесь уже модные радиолы (в одном корпусе и радиоприемник, и проигрыватель пластинок). Ну а дальше – первые транзисторные радиоприемники, все мы их помним, у многих они даже до сих пор сохранились и работают.

— Скажите, а музейные экспонаты в рабочем состоянии? 

— Теоретически (да и практически) любой радиоприемник можно восстановить, и он будет работать. Причем звук у старых радиоприемников совсем другой, у каждого разный. Это зависит от ламп и корпуса, ведь прежде не было никакого пластика – преимущественно дерево, и нередко дерево благородных пород. Не было никакой автоматизации, каждый радиоприемник индивидуален, потому что собирался вручную и зачастую собирался нежными женскими руками. В общем, да – каждый из радиоприемников можно привести в рабочее состояние. Но есть другой аспект – для этого потребуется установить новые лампы, где-то перепаять детали, а значит, потерять, скажем так, аутентичность. А коллекционерам и ценителям истории хочется видеть не только настоящую внешность аппарата определенных годов, но и, заглянув внутрь, увидеть настоящую «начинку». Поэтому я поддерживаю в рабочем состоянии лишь несколько радиоприемников разных лет, и находятся они не в музее.

— То есть в музее не вся ваша коллекция?

— Нет, конечно, у меня в коллекции около 500 экземпляров гражданских и военных радиоприемников и аппаратов, воспроизводящих и записывающих звук. Недавно финские коллеги-музейщики подарили первый сотовый телефон.

Брусникин берет внушительных размеров тяжелый металлический ящик, к которому проводом-спиралькой прикреплена не менее внушительная телефонная трубка. Снять ее с первого раза не получается – для этого нужны сноровка и сила, поскольку трубку удерживают надежные магниты. Эти, с позволения сказать, мобильные телефоны использовались преимущественно в автомобилях. Чтобы вы представляли масштабы – только аккумулятор этого телефона по размерам напоминает большую пачку сахара-рафинада, а по весу и того больше. При этом аккумулятор – это лишь треть самого сотового телефона.

— А вот и первый домашний компьютер «Микроша»– я как раз почти такой собирал, — говорит коллекционер, показывая на старенькую массивную клавиатуру.

— Это компьютер?

— Ну да – клавиатура (это и был компьютер) подсоединялась к телевизору и к кассетному магнитофону (пленка была носителем информации).

— И что можно было делать на этом компьютере?

— В нем уже были простенький текстовый редактор и язык программирования, простейшая программа для создания музыки в одну октаву, первые примитивные игры типа «питона» и кое-что еще.

— И вы сами собрали компьютер?

— Да в этом для радиолюбителя нет ничего сложного – тем более что все было описано в наших журналах. Проблема была в деталях: 80-е годы все же – приходилось ездить в Питер и Москву, добывать всеми правдами и неправдами.

— Погодите… 80-е годы – это как раз время, когда Стив Джобс презентовал свой первый персональный компьютер, а Билл Гейтс, подписав контракт с IBM, «подсмотрел» идею у Apple. Наши тоже умели делать компьютеры?

— Все мы умели. Нет, конечно, в плане качества тот же Джобс очень многое дал, и они нас всегда опережали, но это долгий разговор – что, как и почему у нас не получилось.

Мы переходим к граммофонам, патефонам, магнитофонам и другим аппаратам с окончанием «фон». Оказывается, в граммофонах звукоизвлекающие иглы были из мягкого металла, одной иглы хватало на прослушивание только одной стороны пластинки – игла просто стиралась, поэтому иглы для граммофона продавались целыми коробочками. А в самом конце стоит стереопроигрыватель – в детстве я могла только любоваться на такой в магазине «Мелодия»…

— Есть люди, которые убеждены, что звук, который никогда не оцифровывался, – самый живой, настоящий. Таких меломанов и коллекционеров сейчас немало. У меня, кстати, в коллекции свыше полутора тысяч грампластинок.

— А это первый диктофон? – спрашиваю, увидев сильно уменьшенную копию бобинного магнитофона (катушки в этом устройстве чуть больше тех, что были в магнитофонных кассетах – каждый, наверное, разбирал их).

— Да, это диктофон, но это стационарное устройство, которое устанавливалось для записи лекций или речей во время конференций, собраний. А «чемоданчик репортера» — вот он.

Стильная такая штучка – действительно чемоданчик, в котором магнитофон и выносной микрофончик. В карман, конечно, не положишь, но солидности журналисту такая техника наверняка придавала.

— А это мечта всех стиляг – магнитофон Grundig. Редкость была страшная, и как классно было прийти с «Грюндигом» в компанию, поставить бобину с теми же Битлами – в общем, предел мечтаний.

— А это что за прототип cd-плеера с виниловой пластинкой?

— Это тоже достаточно редкий экспонат – проигрыватель пластинок для автомобиля. Уникальная штука – если помните, в обычных проигрывателях игла ставилась на пластинку под собственным весом — достаточно было топнуть рядом, чтобы игла подпрыгнула. А здесь держатель иглы сверху и снизу закреплен пружинами, и пластинку можно слушать хоть вверх «ногами».

— Вы сказали, что коллекция и музей – не единственное ваше увлечение?

— Увлечение — какое-то неправильное, подростковое слово… Это жизнь. Жена меня во всем поддерживает, поняла, что по-другому уже не будет. Мы, кстати, вместе с женой нашли для себя, скажем так, семейный вид отдыха – бальные танцы. Это наша страсть и большое удовольствие. А еще я с юности люблю звездное небо и астрономию. Сейчас, конечно, меньше наблюдаю за небом, но значимые редкие события стараюсь не пропускать.

— О чем вы мечтаете?

— О музее. Ну, то есть об особенном музее. Моя мечта — поместить каждый из экспонатов в соответствующий его времени интерьер. Сделать такие реальные картинки из прошлого, которые еще и звучали бы правильно: музыка тех лет, голоса дикторов – все это технически можно сделать. Но проблема, как вы понимаете, в помещении и оснащении. Согласитесь – это была бы очень красивая возможность показать прошлое.

— Что для вас ваша коллекция? Для чего вы ее вообще начали собирать?

— Я с детства люблю технику, а это все окружало меня – ламповые приемники, магнитофоны, проигрыватели пластинок, сами пластинки… Они были центром притяжения в семьях, и даже кажется, что они напитаны этой энергией. А затем все начало стремительно развиваться, и эта техника стала никому не нужна, не модна, оставалась просто гнить в гаражах и сараях. Я почувствовал, что это можно и нужно сохранить. Для меня это еще и история страны, как бы высокопарно это ни звучало.

— Вы физик или лирик?

— Знаете, я имею нескромность считать, что я благополучное сочетание. У меня есть музыкальное образование по классу фортепиано, сам люблю музицировать, и петь люблю, и учился вокалу у самого маэстро Виктора Сергеевича Каликина.  Дома у меня ламповая звуковая аппаратура собственной разработки, схема опубликована в журнале, на ней я слушаю всю ту музыку, которую люблю.

— Почему не стали продолжать музыкальное образование?

— Дело в том, что это такая область деятельности, где надо четко понимать, что ты станешь лучшим. Видимо, я тогда этого не почувствовал и, в общем-то, сейчас не жалею, что не стал музыкантом-профессионалом.

— А в других областях не обязательно понимать, что ты станешь лучшим?

— В искусстве – обязательно, в медицине – обязательно, а в технике можно стремиться, не стать и прожить счастливую жизнь.

— Скажите, есть какой-то музыкант, который бы вам так нравился, что вы, может быть, даже отдали бы любимый экспонат из своей коллекции, лишь бы побывать у него на концерте?

— Pink Floyd мне давно нравится и не разонравится, поэтому в подарок этой группе отвез бы какой-нибудь из своих любимых приемников.

— Это, например, какие? Самые старые и редкие?

— Нет… Любовь-то ведь она такая штука… Любят не за что-то – она безусловная. Поэтому эмоциональные пристрастия совершенно не связаны с возрастом или редкостью приемника. Просто и внешний вид нравится, и звучит хорошо – дома у меня, конечно, стоят несколько моих любимых приемников, которые я часто включаю и слушаю радио.

— Для вас важно, чтобы вас признали, как-то отметили – губернатор бы медаль вручил, например?

— Я бы медаль поменял на хорошо оборудованное помещение для музея. Медаль – это, конечно, очень приятно, и, в общем-то, я не лишен, как и любой человек, склонности к признанию, но для меня важнее динамика развития того дела, которым я сейчас занят.

— Вы когда заходите в свой музей, чувствуете себя хозяином этого царства техники?

— Я чувствую себя дома.

http://old.rk.karelia.ru/blog/vnuk-izbacha/