«Ты перенес ледовую жестокость,
Радировал со льдами при свече.
Наверно, полюс собирает в фокус
Все абсолютное в себе».
Это Андрей Вознесенский написал о Толе Мельникове.

Из книги Д.Шпаро "Пешком к вершине планеты"

...Радист Анатолий Мельников всегда спокоен. Даже тогда, когда радиосвязи мешает очередное "непрохождение". Тут надо проявить терпение и поискать "окольные" пути связи. Передать, к примеру, радиограмму в Москву через радиолюбителя из Владивостока. Если нужно, Толя просидит и всю ночь, отыскивая обмороженными пальцами неисправность в передатчике, а утром снова выйдет на маршрут.

Толя служил в Заполярье в войсках связи, после этого окончил Московский электротехнический институт связи. Радистов в экспедиции много, но когда формировался полюсный отряд, колебаний не было - основным радистом в него вошел Анатолий Мельников. А за несколько дней до старта товарищи избрали его парторгом экспедиции.

О себе Толя говорит весьма самокритично: "Я слишком инертен. Иногда предпочитаю борьбе выбор компромиссных путей. Я не лидер, но свое мнение готов отстаивать до последнего". В экспедиции гораздо заметнее основное его качество - надежность. Не только как радиста, но и как человека.

Будут новые победы!

Юра отрезал карманы у верхних брюк. Решение Хмелевского долго дебатировалось, через день его примеру последовал Мельников, но особенно оно вдохновило Вадима, который собирается укоротить бахилы и обрезать рукава у свитера. Завхоз Леденев категорически против. Вадик тут же апеллирует к общественности: то, что на мне, мое или не мое? Завхоз почти начальник, и из субординационных соображений я поддерживаю Леденева.

На следующий день Мельников потерял фляжку со спиртом. Сокрушается:

- Спирт белый, фляжка белая, снег белый. И что я не обмотал фляжку синей изоляционной лентой? Все откладывал...

Он просит Юру, который ведет учет съеденных продуктов, израсходованного бензина и следит, чтобы рюкзаки у всех "худели" равномерно, учесть дефицит в 800 граммов в его части общественного груза.

Потеря спирта огорчает Леденева. Новая фляжка появится теперь только тридцатого, когда прилетит самолет, и первый раз нам сбросят пополнение - продукты, бензин, снаряжение, которое мы попросим. Спиртом мы разогреваем головки примусов, теперь это придется делать бензином. Володя считает, что горючего может не хватить, но, зная запасливость Леденева, в это никто не верит.

А вот еще проблема, связанная с заплечным весом. Замерз фотоаппарат Рахманова - его славная любимая "Практика". Причем похоже, что в затворе поломка, и рассчитывать на камеру до Москвы больше не приходится. Фотоаппараты - часть общественного снаряжения. Я предлагаю Рахманову:

- Выбрось, стоимость в Москве сообща компенсируем. На сбросе получишь новую. Нелепо тащить полторы тысячи километров два лишних килограмма.

- Сбросят новую, тогда эту я понесу как личный груз, - отвечает Володя. - Жалко все-таки - большие деньги.

Как же быть, когда сбросят еще один фотоаппарат - разрешить Рахманову нести его сломанную "Практику" как личный груз, или считать ее общественным грузом, или настаивать, чтобы он ее выбросил. Настаивать корректно ли? А вдруг она какая-нибудь памятная, бесценная? Интересно, как на месте Рахманова поступил бы каждый из нас? Пожалуй, только Шишкарев легко расстался бы с такой ценностью. Он любит говорить, что вещи существуют для человека, а не человек для них. Любит говорить и любит доказывать, что это не просто слова.

Холод действует и днем и ночью. Мои пальцы обморожены еще в 1976 году. На острове Генриетты я снова обморозил правую руку, потом в первые дни не уберег левую и добавил страданий правой.

В самом начале нашего похода мы часто останавливали друг друга: "Потри щеку", "У тебя нос белый", "Спасай подбородок". Но в последние дни таких разговоров не слышно - видимо, они потеряли смысл. Щеки и носы у всех имеют очень печальный вид - болячки, причем незаживающие. Чистые, без гноя, но очень болезненные. Сегодня поднял руку и лямкой от меховых варежек задел нос. Боль пробежала по всему телу, как будто ударил ток, так и подбросило, слезы потекли, а на снег закапала кровь. Но самый плохой нос все-таки не у меня, а у Юры. Щеки наихудшие у Вадима. Хмелевский спрашивает врача:

- Вадим, нос уцелеет?

Давыдов отшучивается. Я говорю ему:

- Ты, брат, лечи.

- Носы сохранятся. Само пройдет.

Если бы не сильно обмороженные щеки самого Давыдова, на него можно было бы обидеться, но личный пример придает позиции доктора глубину и философский смысл. Он цитирует Роберта Пири: "Мелкие неприятности, как отмороженные и кровоточащие щеки и носы, мы рассматриваем как издержки большой игры... Боль или неудобства неизбежны, и в общем ими можно пренебречь".

Под рюкзаком не холодно, и днем мерзнут только конечности. Что касается лица, то его уберечь, по-моему, невозможно. Невозможно из-за ветра и мороза, из-за пота, стекающего на глаза. К тому же нельзя не следить за дорогой и направлением. По Пири, обмороженные лица - часть великой игры, неизбежная и малосущественная. Да будет так.

Ночью, конечно, хуже. Ты уже не работаешь, и тебе нужен отдых. Очень холодно и очень тяжело от того, что не можешь заснуть. Теперь я знаю, что "стук зубов" не метафора. Знаю это не только по себе, но и потому, что слышал, как стучали зубы сразу нескольких моих друзей, которые тряслись от холода. Звук жутковатый, и лучше бы никогда не слышать его.

Я вспоминаю, что Нансен отморозил себе во сне кончики пальцев. На днях в три часа ночи я проснулся с паническим ощущением - большой палец на правой ноге замерз, застыл, одеревенел. Я пытался левой ногой потереть правую, пробовал подтянуть колени к подбородку и достать правую ступню руками. В спальном мешке все это получалось плохо. Еще в школьные годы учили меня, что ничего худшего, чем отмороженные ноги, в лыжном походе быть не может. Подведешь и себя и товарищей - береги ноги! Я выбрался из мешка. Натянул поверх носков бахилы, пролез на улицу. На небе горели тусклые звезды, термометр показывал -36°, температуру, которую Василий - наш метеоролог - называет нормальной и которая, на удивление, держится уже несколько дней.

Взял лыжные палки, оперся на них и стал делать махи: 100 правой ногой и 100 левой. Упражнение небыстрое, требует терпения и силы, определенного навыка, но согревает отлично. С Юрой мы называем его - качать ноги. На пятидесятом махе я словно чувствую, как теплая кровь бежит к ступне, и уже предвкушаю, что скоро пальцы отойдут и сделаются мягкими. На последнем десятке махов кровь доходит до кончика большого пальца - он спасен. Для профилактики качаю левой ногой. Согретый и радостный возвращаюсь в дом, температура в котором всего на шесть градусов выше той, что снаружи.

Нансен пишет, что во сне он и Иохансен как бы продолжали свое движение на север через торосы и нередко ночью его будили возгласы товарища: "Чертово отродье", "Вперед, дьяволы", обращенные к собакам.

Так и у нас: сон как бы продолжает дневные заботы. Ни зеленая трава, ни весенний дождик, ни теплое море не снятся.

Ночью Толя будит меня:

- Дима, от тебя пришла радиограмма. Я должен обернуть ноги свитером, чтобы они не мерзли.

Я спал, но неглубоко, и, наверное поэтому мне удалось уловить смешную сторону слов Мельникова.

- Оборачивай, только это распоряжение не мое, а твоей жены. Я-то рядом с тобой, зачем мне посылать тебе радиограмму.

Он опешил:

- Значит, во сне.

Утром Вадим возмущался - Василий заставил его примерять одну за другой 12 пар меховых рукавиц. Половина была мехом внутрь, половина мехом наружу.

- Какие тебе?

- Бери мехом наружу, - подсказал Рахманов. - Недаром у животных мех наружу.

- Мехом наружу, - просит Давыдов.

- Никаких не дам, - почему-то сердится Шишкарев...

- Ребята, салют! - закричал Давыдов. Он поднял карабин.

- За начальника экспедиции Дмитрия Шпаро, за научного руководителя и штурмана Юрия Хмелевского, за любимого комсорга и завхоза Владимира Леденева, за парторга и радиста Анатолия Мельникова, за штурмана и радиста Владимира Рахманова, за завхоза, радиста и штурмана Василия Шишкарева, за врача Вадима Давыдова. За ребят на базе! За штаб! За по-бе-ду!!

Десять выстрелов. Кому исторические гильзы? Ай да Вадик! Красиво придумал. Бьюсь об заклад, что эта пальба - домашняя заготовка, возможно, даже давнишняя - московская.

Все? А где твои заготовки, Дмитрий Шпаро? Что сделаешь ты, что скажешь? Хоть один раз сегодня, вчера, на острове Генриетты, в Москве, где угодно ты думал, что скажешь друзьям на Северном полюсе? Неужели у тебя нет слов, мыслей, чувств? Я будто заглянул внутрь себя и ничего не увидел. Улыбка на лице была вымученная, как последние 300 метров.

Сквозь забор льдин проглядывали ровные участки. "Надо идти дальше, за полюс, - подумал я. - Убежать от ребят, остаться одному".

- Пошли поглядим.

Я показал Леденеву на ближайшее поле.

- Теперь лучше вперед, чем назад, - напутствовали нас.

Мы вышли из ловушки. Свет, серебристая белизна и великая первозданность поглотили нас.

Метрах в трехстах, словно стога, рассыпались на поле несколько горок. Возле них мы поставим лагерь, на самой высокой поднимем флаг, на фоне его сфотографируемся.

С разных сторон Леденев и я поднимались на выбранную горку. Не знаю, как Володя, но я старался не глядеть на него. Комок подступил к горлу, слезы текли по щекам. Я стеснялся их и в то же время думал: какая благость дана человеку - он может плакать.

Прикусив губы, незаметно обтерев щеки, я сказал Леденеву о флаге, о палатке, о фотосъемке.

- Ты забыл про кино, - сказал он.

- Пройдем еще триста метров. Место дивное, - сообщили мы товарищам.

Возле горы сбросили рюкзаки.

Победа!
 

Со скал острова Генриетты очень трудно спуститься, но когда началось, стало легко. Потому что борьба, чувство долга и вера друг в друга как бы слились в единый порыв. Теперь тоже легко. И ничего особенного для того, чтобы струна задрожала и над миром взвилась песня победы, теперь не нужно. "Весна. Открывается первая рама, и в комнату шум ворвался".

- Здесь полюс.

Ни разу на маршруте мы не стояли вот так - плотно прижавшись друг к другу. В палатке теснились, чтобы согреться, но за стенами дома всегда были между нами и ветер, и мороз, и снег.

- Здесь полюс. Многие стремились к нему, и многие мечте о Северном полюсе отдали жизни. Наверное, и после нас люди придут сюда. И может быть, благодаря нам они будут стремиться к Северному полюсу чуть больше, чем прежде. Всегда человек будет тянуться к звездам, вершинам и полюсам. Сегодня наша победа. Поздравляю вас с ней. Поздравляю с Северным полюсом.

1 июня 1979 года на вершине планеты. Слева направо: В. Леденев, Д. Шпаро, В. Шишкарев, В. Рахманов, Ю. Хмелевский, В. Давыдов, А. Мельников.
 

И стояли пошатываясь.

- Мы здесь! - кричал Юра через минуту, стиснув меня своими железными руками и поднимая в воздух.

- Поздравляю от всей души, - сиял Вадик. Василий обнял меня вслед за Давыдовым.

- Спасибо. Поздравляю.

- Победа! - сквозь слезы ликовал Леденев.

- Ура! Как здорово! Наконец, - стесняясь, шептал Володя Рахманов.

- Здесь полюс, - выдыхал синеглазый Мельников...

http://antarctic.su/books/item/f00/s00/z0000011/st023.shtml